(доклад на международной Летней онлайн-Школе "Дни Энрике Пишон-Ривьера" 1-7 августа 2021)

Кристина Каларашану - психоаналитический психотерапевт, президент Румынской Ассоциации Психоанализа Групповых и Семейных Связей «Энрике Пичон Ривьера», член руководящего совета ЕФПП, председатель парно-семейной секции ЕФПП, генеральный секретарь и член учёного совета МАППС – Румыния

Резким движением она захлопывает за собой дверь и блокирует её. Она разражается плачем, который больше похож на спазматическое облегчение, чем на боль или печаль. Потребность заблокировать двери - это не естественный результат беспокойства и тревожной ситуации, в которой она оказалась, а скорее декларация победы. В очередной раз внешний мир и все отношения внутри него были сманеврированны идеально, стратегия контроля над всем до мельчайших деталей, стремление предстать героиней, жертвой коварной судьбы, и чтобы её боль и жертва рождения сына, единственного сына, была признана.

Справа от неё, куда она тянется, чтобы бросить свою сумку, полную конвертов с деньгами, которые могли бы идеально дополнить голос её отягощённой совести, едва заметный, как бы нашёптанный силуэт женщины. Присутствие матери подавляет, заполняя все небольшое пространство машины. Позади неё, идеально скрытый большим передним сиденьем, её сын с потерянным взглядом.

Он выглядит маленьким, испуганным и сердитым, но беспомощным мальчиком. Он смотрит в окно на заднюю часть дома, на входную дверь, где стоит, не шелохнувшись, как под наркозом, отец ребёнка, которого он убил в автомобильной аварии. Он поворачивается к двери машины и дёргает ручку, как будто впервые решив выйти, встретиться лицом к лицу с окружающим миром, от которого он в страхе убегал до аварии. Но дверь заблокирована, не открывается. Он не волен принять решение об этом выходе самостоятельно. Снова на его лице беспомощность, кажется, он почти сдался. Он в плену у машины с запертыми дверями, в плену у собственной матери, в плену собственной жизни.

Этот отрывок - последняя сцена фильма "Поза ребёнка" (2013, режиссёр Калин Питер Нетцер), который послужит клинической иллюстрацией данной работы и описанных концептов.

Некоторые теоретические соображения

В данной работе я предлагаю рассмотреть способ построения семейных связей и, в частности, способ артикуляции нарциссических и объектных связей, которые в семье постоянно переплетаются (G. Decherf говорит о "нарциссическо-эдипальном" сосуществовании). Их сбалансированное совместное существование способствует прочному построению семейных отношений. A. Eiguer (1984) определяет "семейную самость " как образ, который семья, в своём качестве группы, имеет о себе. Семейный нарциссизм позволяет каждому члену семьи выстраивать свой собственный нарциссизм, опираясь на узы принадлежности. Когда нарциссические и либидинальные связи разбалансированы, это является свидетельством хрупкости семьи. Мы видим, что функционирование, преобладающее в рамках нарциссических связей в семье, порождает тенденцию к недифференцированным связям и сильному страданию.

Aльберто Эйгер (Alberto Eiguer, 1984) выделяет в том, что касается парных отношений, следующие типы связей: нарциссические связи, в которых доминируют нарциссические инвестиции, характерные для любых человеческих отношений, и в которые вносят вклад оба партнера. Этот нарциссизм склоняется к синкретизму (J. Bleger, 1981), к слиянию, стиранию границ между партнерами, являясь остатком первичного нарциссизма, всегда ищущего только то, что похоже. А. Эйгер также описывает компоненты этого типа связей: принадлежность к супружеской идентичности, инвестирование жизненного пространства, траектория истории, которая наполнена воспоминаниями и материальными символами, идеал группового "я" партнеров; либидинальные связи, в которых доминирует либидинальное объектное инвестирование, содержащие "аватары взаимодействия разделяемой сексуальности и закона".

Эти два типа связей всегда сочленяются и способствуют прочности и постоянству союзнической связи. Далее автор утверждает, что хрупкость пары может быть выражена дисбалансом между нарциссическими и либидинальными объектными связями, предлагая следующую типологию пар: нормальная или невротическая пара, анаклитическая или депрессивная пара, нарциссическая пара и перверсная пара.

J. P. Caillot и G. Decherf в работе "Психоанализ пары и семьи" (1989) предлагают понятие парного, семейного и группового психического аппарата, ссылаясь на работы Р. Каэса о групповом психическом аппарате (1976) и А. Руффио (1981) о семейном психическом аппарате. Они утверждают, что парный психический аппарат, посредством фантазматического резонанса, конструируется путём соединения индивидуальных психических аппаратов. Они также отмечают, что фантазматический резонанс в паре также вводит в игру фантазматизацию между поколениями. Они отмечают в отношении фантазии самосоздания пары, что различные репрезентации угрожают друг другу, поскольку они парадоксальны и характеризуются двусмысленностью (антисемейная пара, антипарная семья, антипарная пара). Психическая работа заключается в том, чтобы позволить этим инстанциям сосуществовать.

Таким образом, они сформулировали концепцию парадоксальной нарциссической позиции, очень примитивной, архаичной, основанной на парадоксальности, предшествующей параноидно-шизоидной позиции, описанной М. Кляйн. В рамках этой позиции объектные отношения парадоксальны, тревоги катастрофичны (примитивные тревоги уничтожения, отсутствие контейнера), это "одновременная аутистическая и симбиотическая организация". Способ защиты в этой позиции - колебание, а тип переноса - парадоксальный. Это позиция в порочном круге, который авторы резюмируют уже известной фразой: «живя вместе, мы убиваем друг друга, разделившись, умираем».

После шизоидно-параноидной позиции эти авторы говорят о нарциссически фаллической позиции, которая описывает фаллическое всемогущество, разыгрывающее извращённые спутывающие стратегии, нарциссическое обольщение (нарциссическое доминирование и нарциссическая перверсия). В таких семьях часто случается так, что один заставляет другого испытывать катастрофические тревоги, от которых тот защищается. Таким образом, могут появляться дискурсы по типу: я здесь ради своего мужа или я здесь ради своего ребенка (в любом случае ради другого); мы можем наблюдать отношение принижения или взаимной идеализации. Перенос носит извращённый характер, с попытками заключить союз с терапевтом против другого или союзы внутри семейной группы против одного из ее членов. Только переход в депрессивную позицию (ключевую позицию в развитии психики) позволит паре или семье получить доступ к эдипальной позиции.

G. Decherf (2003) в своей статье "Нарциссический родитель и его сообщники" говорит о том, что рождение ребенка возрождает нарциссизм родителей: все будут сообщниками, мать, отец, бабушки и дедушки. Только преодоление этих осложнений позволит ребенку достичь автономии. Но чтобы это произошло, каждый должен будет иметь возможность оплакивать это первоначальное состояние. P. Aulagnier (1975) говорит о нарциссическом контракте, который актуализируется в семье, когда встает вопрос о предоставлении ребенку места в линии поколений и признании его членом своей социокультурной группы.

Когда в семье преобладают нарциссические связи, мы часто можем наблюдать повышенную степень возбуждения, обозначающую инцестуальное состояние (P. C. Racamier, 1993). Какова природа этого возбуждения? D. Pilorge и B. Bregegere (2001) в своей статье "От нарциссического к эдипальному" задаются вопросом об этом союзе между нарциссическим аспектом и компонентом возбуждения. На технической плоскости они задаются вопросом о том, в каком регистре следует отдавать предпочтение терапевтическим вмешательствам: работа по нарциссической оси ближе к теоретической модели, которая идёт от архаичной к более развитой.

Авторы считают, что это регрессивное, инфантильное (полиморфно-первертное) сексуальное возбуждение, ведущее к спутанности связей и семейной недифференцированности. Мы можем легко наблюдать это на примере детей, которые могут быть очень возбуждены на сеансах или даже в семейной обстановке. Чувствительность выходит на передний план, аффекты и эмоции циркулируют вне языка, а контрперенос может быть наводнен переполняющими чувствами. Регрессивная сексуальность, мобилизованная в этих ситуациях, не может быть проанализирована, поскольку она рискует усилить инцестуальные отношения. Нарциссическая обида может "поддерживаться" вторгающимся объектом в доминирующих отношениях (фаллически нарциссическая позиция).

Клиническая иллюстрация: Поза ребёнка

Это ненормально - хотеть, чтобы он был рядом со мной в мой день рождения. Вот, что я ему сделала? Только сегодня его и увидела, после двух с половиной месяцев, и то, потому что я настояла. Если как он хочет, он годами звонить не будет. И ты представляешь, выставил меня из машины. Говорит: "Убирайся! Да ты смотри какой синяк мне сделал, и вот, едет теперь в Тульчу едет, к ней, а вернётся, чёрт знает когда. 3 года уже, от когда он с этой фифой, она им командует и делает с ним, что хочет, за хвостик его, как мышонка, таскает. Вонючка такая! Тебе это кажется нормальным, что я не вхожа в дом к собственному ребёнку? И погоди ещё, она ему наплодит, вот тогда ещё как будет. Он сказал, что мы - поколение, которое должно исчезнуть с лица земли.

Фильм "Поза ребенка" начинается словами матери Барбу, Корнелии, накануне его дня рождения. Аффективный тон её речи представляет собой смесь возмущения и гордости, элемент парадокса выявляется быстро. Мать требует эксклюзивности от сына, который её не хочет, и считает, что причиной разрыва отношений является его девушка. В кратком введении уже изложены предпосылки фузионной связи с садо-мазохистским функционированием, отмеченным насилием, разрушением и ненавистью. Тело уже очень сильно присутствует в ее коротком повествовании, указывая на двусмысленность аффективного дискурса. Чувственность проявляется в навязчивой, агрессивной форме.

Портрет Корнелии - это портрет соблазнительной женщины, которая излучает откровенную сексуальность, контрастирующую с ее возрастом и социальной ролью. Начиная с того, как она одевается, и заканчивая ее жестами и отношением к окружающим ее мужчинам, Корнелия, кажется, хочет создать образ роковой женщины, сильной и влиятельной. У ее мужа, отца Барбу, похоже, нет другого выбора, кроме как быть ее тенью. Отношения пары характеризуются постоянной критикой и агрессией и, кажется, строятся исключительно вокруг их сына, единственного, в отношении чего у них есть что-то общее. Родительская пара обезжизненна и обесценена, в противоречии с их успешным профессиональным имиджем (отец - хирург, мать - архитектор) и влиятельным социальным статусом, сын называет мать "тупой", а отца - "тряпкой".

Интенсивное насилие направлено против родительской пары, с ощущением, что все слова произносятся только для того, чтобы уничтожить их. Остаётся загадкой, что в их предыдущей жизни привело к такой семейной динамике, но фильм также дает нам возможность заглянуть в прошлое семьи. Разительно контрастирующая чувственность матери противопоставляется инфантилизму отца, который, даже когда он пытается занять более жёсткую позицию по отношению к сыну, используя вульгарные выражения, добивается лишь того, что становится похожим на растерянного подростка.

Очевидна меланхолическая связь этой пары, которая в итоге привела к почти полной либидинальной дезинвестиции и к смещению этой инвестиции в связь с ребенком. Пара мать-сын, похоже, была построена на нарциссической связи, поскольку ребёнок сильно  инвестируется матерью как ее избранник, тот, кто исправит и компенсирует разочарование, вызванное ее мужем. Мы узнаем здесь нарциссическую инвестицию, о которой говорит Фрейд в своем эссе "Введение в нарциссизм" (1914), где ребенок называется Его Величеством младенцем, и ему предстоит исполнить все несбывшиеся желания матери, занять место отца и стать долгожданным героем своей матери: "His Majesty the Baby должен исполнить несбывшиеся мечты своих родителей, стать великим человеком и героем вместо своего отца, стать принцем, за которого должна была выйти замуж его мать, к ее запоздалому удовлетворению. Самый тонкий момент нарциссической системы, бессмертие Эго, жестко загнанное в угол реальностью, обрело свою безопасность, укрывшись в ребенке. Трогательная, но в сущности такая детская родительская любовь есть не что иное, как возрожденный нарциссизм родителей, нарциссизм, который безошибочно раскрывает свою прежнюю сущность, превращаясь в объектную любовь". *

Корнелия, в один из немногих моментов диалога с сыном, признается ему в своих нарциссических фантазиях:

Родители реализуются через детей. Все, чего они не достигли в жизни, они вкладывают в ребенка.

В контексте этой нарциссической сыновней связи мы можем наблюдать в семейной динамике присутствие инцестуального переживания и климата. Высокая степень возбуждения, которая присутствует во многих сценах, обозначает инцестуальное переживание, порождающие путаницу и неразличение. Сцена посещения дома ее сына сама по себе является отыгрыванием фантазии взлома, с глубоким эффектом вторжения и нотками инцестуальности. То, как она роется во всех ящиках и шкафах в ванной и спальне сына, нарушая личное пространство и отрицая интимность, которая структурирует связи, то, как она делает ему массаж, когда обрабатывает рану на спине, переходя от материнской заботы к чувственному переживанию. Взлом личного пространства и отсутствие какой-либо семейной дифференциации выражается Корнелией, которая с восхищением заявляет: "В нашей семье у нас нет секретов друг от друга". Само выражение жертвенной любви заряжено скорее возбуждением, а не самоотверженной любовью матери: я и душу свою за него отдам, руку дам на отсечение.

Путаница языков, понятие, определённое Ш. Ференци для обозначения раннего смешения в младенческом развитии нежной и чувственной аффективности и нежности с сексуальным возбуждением, определяет функционирование семьи, замечательным выражением которого является ласковое обращение матери к своему сыну, называющей его Писик.

Случайное убийство ребенка кажется бессознательным отыгрыванием её сына, Барбу, чтобы смочь пережить освобождающее чувство вины от господства тиранической матери. Чувство вины кажется единственным способом освобождения от инцестуозного слияния, в котором заперт сын. Именно это чувство вины дает ему возможность ранее невозможного горя. Реальность потери жизни ребенка заставляет его соприкоснуться с собственным страданием и гневом, которые, помимо того, чтобы принимать жёстокую форму ненависти и быть отмеченными импульсивностью, не могли быть поняты, не обретали смысла, не были частью диалога внутри него. Но, в замечательной демонстрации нарциссического доминирования, мать переписывает заявление, данное ее сыном полиции (власти, которая представляет собой первую попытку триангуляции), тем самым отрицая начало процесса субъективации своего ребенка. Даже враждебность властей или их ирония (называющих её "мамочкой") не могут поколебать её в старании в первертном регистре переписать историю аварии.

Ж.П. Кайо утверждает, что наиболее важной особенностью анти-эдипа является то, что он вписан в возникновение первых интерпсихических переживаний, в ранние отношения матери и ребенка, с точки зрения нарциссического соблазнения. В своем динамическом аспекте анти-эдип - это "конфликтное созвездие", конфликт истоков между силами, позволяющими дифференциацию и разделение, и силами нарциссического обольщения, следствием которых является произведение общего, содержащегося в плену тела. Если психическими организаторами эдипа являются комплекс кастрации и запрет на инцест, то на стороне анти-эдипа - невозможность первоначального горевания и недифференцированность.

Эдип характеризуется фантазмами, которые составляют и организуют его. Давайте вспомним, что в невротическом поле мы имеем дело с бессознательной фантазматической сексуальностью, примыкающей к этому комплексу, в то время как в неневротических структурах мы говорим об отыгрываемой сексуальности, которая находится вне эдипова поля и не может быть организована фантазматически. Когда существует инцестуальный регистр, его нельзя фантазировать, его нельзя представлять. Он характеризуется тем, что можно назвать пустотой мысли или пустой мыслью. P.C. Ракамье определяет инцестуальные отношения как "чрезвычайно близкие, неразрывные отношения между двумя людьми, которые могли бы объединиться в инцесте, но не делают этого, а лишь создают его эквивалент в кажущейся банальной и доброкачественной форме".

Эта тривиализация выступает как основное препятствие для выявления инцеста и связана с тем, что Ракамье называет "диафрагмальным отрицанием". Речь идёт об отрицании смысла и невозможности репрезентации. Насилие, следующее за нарциссическим абьюзом, является тем, что осуществляет вход в регистр инцестуального и смерти - два символических эквивалента инцеста и убийства.

Речь Корнелии в конце фильма, на встрече с матерью убитого мальчика, - это нарциссическое обращение, которое заставляет нас задуматься, не является ли то, что она рассказывает, просто портретом ее нарциссического идеала в смеси материнской заботы и женского обольщения.

Пожалуйста, он понял, что натворил. От всей души вас прошу, не ломайте жизнь моему ребёнку, не делайте и его несчастным, у меня есть только он. Он не хотел этого, простите его. Это хороший, сердечный ребенок, знайте. Он теплый, он щедрый, вот я вам скажу, он никогда не любил выделяться, хвастаться тем, что у него есть, нет, он был очень послушным. Он не водился со всякими, не пил, и я и отец его, мы его вырастили со всей любовью, и мы всегда хотели, чтобы он самоутверждался. Таким он был с самого детства, очень хорошим и внимательным. Он хотел учить английский и французский, поэзию, я отдала его на плавание, на фигурное катание, на лыжи, он два года занимался фигурным катанием для соревнований. У него, мадам, очень гармоничное тело было, одно удовольствие. Весёлый ребёнок... и со мной он был очень внимательным, ласковым и нежным. В следующем году он получит докторскую степень по химии, будет публиковаться в специализированных журналах, мы очень гордимся им. Он - вся моя жизнь, у вас есть ещё ребёнок, а у меня - только он.

При том, что она говорит о своём сыне и от имени сына, речь сосредоточена на ее собственной драме и страданиях, через которые она проходит. Жизнь ее сына неразрывно связана с ее жизнью, его успех - это ее возвеличивание, его неудача - ее провал. Она и ее сын - одно целое, одна жизнь. Травматическое насилие нарциссического абьюза проистекает именно из невозможности разглядеть само это насилие, разряжение которого возможно только путём отыгрывания, зависимостей или соматизации. Измерение этой парадоксальности и её стремительное проживание принимают форму того, что Ж. П. Кайо называет "круговым тупиком, который бесконечно инсценируется".

Нормальная парадоксальная нарциссическая форма возникает из фантазии о двусмысленном общем теле, конечности которого одновременно объединены и разделены, вместе и дифференцированы, открывая эволюцию к переходности и рождению субъективности. Закрытый парадокс - это патологическая форма, характеризующаяся фантазией не-фантазии (П. Ракамье) парадоксального общего тела, ни объединённого, ни разделённого, где "оставаться вместе - значит убивать друг друга, а расстаться - значит умереть".

Во всей этой двусмысленности и насилии, являясь и участником и преступником, Барбу кажется отсутствующим, оцепеневшим, его единственные попытки отделиться - это телесная или словесная грубость. «Отдай мне ключи от моего дома» - - это краткий момент эмоциональной ясности, в котором он, кажется, намерен принять и утвердить индивидуальную позицию. Последняя сцена фильма, однако, приносит надежду, своего рода его пробуждение и силу сказать освобождающие слова:

Он снова смотрит назад в окно. А потом снова поворачивается к матери. Установившееся молчание кажется выражением высшей беспомощности. Он колеблется, но потом делает глубокий вдох и говорит вслух: Мама, ты меня разблокируешь?

Литература

S. Freud, Introducere despre narcisism, Psihologia Inconstientului, Opere 3, ed. Trei, 2017

P.C. Racamier, L’inceste et l’incestual, ed. Dunod, 2010

J. P. Caillot, Le meurtriel, l’incestuel et le traumatique, ed. Dunod 2015

C. Joubert, Psychanalyse du lien familiel, Le Divan Familial, no 12/2004

Pozitia Copilului, 2013, regia Calin Peter Netzer

*Примечание: в тексте доклада приведен перевод цитаты из Фрейда "О нарцизме {К введению в нарциссизм}" (1914) в том виде, в каком он был представлен на Летней Школе. С этой работой Фрейда в переводе М.В.Вульфа можно познакомиться на сайте проекта "ВЕСЬ ФРЕЙД"