| Договор (пакт) об отрицании в транссубъективных сообществах Рене Каес |
|
Le pacte denegatif dans les ensembles trans subjectifs par René KAËS Договор (пакт) об отрицании в транссубъективных сообществах Рене Каес 1. ТРАНССУБЪЕКТИВНАЯ МЕТАПСИХОЛОГИЯ 1. ОТДЕЛЬНЫЙ ИНДИВИД И СООБЩЕСТВО, ТРАНСИНДИВИДУАЛЬНОЕ И ТРАНССУБЪЕКТИВНОЕ Современное направление психоаналитических исследований сталкивается с проблемой изучения процессов и образований психической реальности, которые обнаруживаются в транссубъективных аспектах: речь идет не только о психических образованиях и процессах, разделяемых или общих для нескольких индивидов; мы давно знаем о существовании разделяемых идентификаций и общих симптомах в интерсубъективных сообществах, таких как семейная пара, группа, семья или организация. Речь также идет не только о таких двусторонних образованиях, которые Фрейд представляет как Я-идеал в работе «Введение в нарциссизм»: « От идеала Я, – пишет он, – широкий путь ведет к пониманию психологии масс. Этот идеал помимо индивидуального имеет еще социальную долю, он является также общим идеалом семьи, сословия, нации» (1914, пер. фр. 1969, с.105). Речь идет, прежде всего, о том, чтобы понимать судьбу этих образований и процессов, которые пересекают психические пространство и время каждого члена Сообщества, которые в него переносятся и частично определяют топическую, динамическую, экономическую и структурную организацию каждого индивида, как составляющей части этого Сообщества. Мы должны понимать взаимосвязь, поддерживаемую этими субъективными организациями, принцип корреляции которых заключается в том, что сообщество как таковое и сообщество с точки зрения психической реальности, которая в нем формируется, составляют единое целое. Подобные перспективы открываются клинической работой с границами Я, с проблемами, связанными с примыканием и идентификациями, с патологиями транссубъективной интерференции при формировании Я, с психическими трансмиссиями. Благодатной для анализа этих образований является почва, на которой проявляется то, что мы, в общем, называем Отрицанием, формы и модальности которого, в этом контексте нуждаются в исследовании. Эти перспективы также открываются, когда порядок или ситуация психоаналитической работы знакомит одновременно несколько субъектов в рамках того, что принято именовать, не без двусмысленности, как прикладной психоанализ, трансгрессивный психоанализ или психоанализ «за стенами». Какие бы ни были механизмы, регулирующие условия возможности психоаналитической работы, предназначенной в первую очередь для манифестации бессознательного, его образований и процессов у отдельного индивида, феномены, о которых я говорю, ставят перед психоаналитической практикой и теорией вопросы об образовании психической реальности, если и не всегда действительно новые, то, по крайней мере, обновленные и частично несформулированные. Это вопросы о возникающих или не возникающих эффектах субъективности, о влиянии транссубъективного пространства на образование и образования бессознательного. Для того чтобы определить специфическое поле настоящего исследования, я должен его отграничить от исследования, в котором ставится вопрос о трансиндивидуальных образованиях (в работах от Фрейда до Лакана), состоящих в предполагаемых инвариантных конфигурациях психической реальности и формирующих «ядро» бессознательного, по формулировке J.Laplanche, (1987 а). Фрейд говорит о том, что первичные фантазии, эдипов комплекс, психические образования, имеющие корни в первобытном обществе и образующие архаическое и психическое наследие, зависят от этих трансиндивидуальных образований: укоренение индивидуальных субъективностей осуществляется, исходя из этих неизменяемых конфигураций, у каждого индивида в своей индивидуальной версии. Эта гипотеза имеет свое соответствие у Лакана в его концепции Символического и Бессознательного, согласно которой существуют императивы, внутренне присущие языку и придающие ему структуру[1], в то время как Фрейд здесь усматривает доисторическое происхождение. Я уточню свою цель, исходя их перспективы, открытой Фрейдом. В работе «Введение в нарциссизм» (1914 а) излагается гипотеза, которой, возможно, нами было уделено недостаточное внимание. Фрейд в ней формулирует идею о том, что индивид ведет двойное существование: как самоцель и как звено цепи, которой он подчиняется против своей воли или, по крайней мере, помимо нее. Несмотря на то, что Фрейд, с первых страниц своего текста, ставит вопрос о нарциссизме в контексте оппозиции между либидинальными инвестициями Я и инвестициями объекта, он его вписывает в двойной статус индивида, а еще более точно, в цепь поколений. Прежде всего, для того, чтобы раскрыть значимость отрицания, поддерживающего и проходящего через эту цепь, на которую опирается формирование первичного нарциссизма ребенка: «Его Величество Ребенок… осуществит мечты и желания, которые родители не исполнили, он будет великим человеком, героем, вместо отца; она выйдет замуж за принца, как запоздалое вознаграждение для матери. Самый уязвимый пункт нарциссической системы, изобличаемое реальностью бессмертие Я, нашел надежное место, укрывшись в ребенке» (S.Freud, 1914 а, фр. пер. 1986).
2. ТОЧКИ СВЯЗЫВАНИЯ ИНДИВИДА В ОБЩЕСТВЕ Ни в одной из работ Фрейда не представляется более ясно, что индивид, как самоцель, является субъектом не только образований и процессов бессознательного, которые его разделяют, но также цепи нереализованных «мечтаний»: цепи, членом (Glied einer Kette), составной и составляющей частью, наследником и носителем, которой он является, будучи связующим звеном в Сообществе. Обращение внимания на эту зависимость от цепи передачи, от примыкания и идентификаций не обязательно означает, что фокус анализа не поддерживается на индивиде как на «самоцели». При этом представляется необходимым установить и понять, что разыгрывается внутри цепи: в цепи поколений и цепи современников, в их группах, не просто, однако, налагая первую цепь на вторую, индивидуальную историю на структуру цепи. Я имею в виду: что происходит в самой цепи, что позволяет ей удерживать вместе индивидов, которые от нее зависят и которых она подчиняет; а индивидам – формировать психические образования, имеющие функции в Сообществе и для Сообщества; что структура и функционирование каждой индивидуальной психики находится под его влиянием. Если подобное исследование и может быть проведено в практическом и теоретическим психоаналитическом поле, то при условии внесения в эти точки связывания[2] индивидуальных субъективностей с образованиями психической реальности, которые они производят, и которые их производят в транссубъективном Сообществе. Проблематичным представляется статус психических образований и процессов, которые «принадлежат» и каждому субъекту, рассматриваемому в его индивидуальности (в качестве самоцели и как звена цепи…), и Сообществу, которое их объединяет, и которое они заставляют объединиться. В Сообществе, та часть психической реальности, которую каждый индивид отложил, спроецировал, делегировал или сместил, которую он покинул (вспомним тему «Психологии масс и анализа человеческого Я»), следует двойным путем: в интрапсихическом пространстве, где она является составляющей бессознательного; в транспсихическом пространстве, где, объединенная с другими психическими образованиями, подобными или дополнительными, она остается бессознательной, будучи поддерживаемой в Сообществе и Сообществом: в топическом, экономическом и динамическом аспектах, ей присущих. В этой перспективе, мы имеем дело с примечательными психическими конфигурациями, в которых на интрапсихическую метапсихологию бессознательного, образованного вытеснением «отщепленных или расщепленных частей психики» налагается и интерферируется транспсихическая (или транссубъективная) метапсихология, образованная той частью вытесненного, которая держится целостной в цепи. Вытеснение и его эффекты будут, по образцу симптома, «поддерживаться с нескольких сторон»: и со стороны цели, которую преследует каждый субъект (согласно его двойному статусу), и со стороны Сообщества в целях поддержания цепи в свойственной ей функции. Поскольку в клинической работе не всегда возможно свести к одной стороне – стороне одного субъекта – топику, экономику и динамику вытеснения и его субъективных эффектов, мы должны сосредоточить исследование на том, что разыгрывается в Сообществе, в логике бессознательного, которую она способна генерировать. Таким образом, подход, ограниченный только интрапсихическим аспектом, или, a fortiori и принципиально, коллективной психологией, либо одним психоанализом, концепты и метод которого применяются простой и чистой проекцией (в геометрическом смысле слова), не может прояснить подобные феномены. Моя гипотеза состоит в том, что необходимо и возможно создать подход в поле психоанализа, в условиях, которые нужно уточнить. Я ограничусь предложением общей модели, которая удовлетворяет работе фантазий и домыслов, в смысле, когда метапсихологическая конструкция, как основная гипотеза, опирается как на Phantasieren , так и на Erdenken. 3. КОНЦЕПЦИИ ПСИХИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ В ТРАНССУБЪЕКТИВНЫХ СООБЩЕСТВАХ
Понятие метапсихологии транссубъективных Сообществ, над которым я работаю уже лет 20, сталкивается с некоторыми препятствиями, среди которых не самое малое представляет собой статус психической реальности в таких Сообществах. Представляется не обязательным определять психическую реальность как атрибут Сообщества: предпочтительно трактовать ее как конструкцию индивидов, заданную их структурой, выработанную их историей и их устройством в Сообществе, которое, со своей стороны, избирательно мобилизует некоторые процессы и некоторые психические образования индивидов. Я выдвигаю, таким образом, гипотезу о бессознательном Сообщества, позволяющую предположить, что некоторые содержания индивидов и часть их судеб, находящихся в образованиях бессознательного, образуются в Сообществе и являются составляющими частями Сообщества. Для того чтобы исследовать это пространство психической реальности, мною была разработана концепция психического аппарата группы. Такой «аппарат» производит психическую работу связи, трансмиссии и трансформации. Он перерабатывает гетерогенные и асимметричные психические образования. Он производит первоначальные образования и располагает психическими процессами, которые являются специфическими либо таковыми становятся в этом поле. Представляется возможным выделение нескольких концепций, в которых учитывается промежуточная структура и двустороннее функционирование этих образований: связующие образы носителя слова, носителя симптома, носителя фантазий[3]; функции Идеала[4], двусторонний и узловой характер которого отмечал Фрейд; общность идентификаций; процессы со-примыкания и интерфантазирования; групповая ассоциативная цепь и интерперенос[5]; бессознательные объединения, договоры и соглашения, среди которых договор об отрицании имеет особое значение. Все эти концепции описывают образования и процессы психической реальности в двух аспектах: их статуса и их функции в интрапсихическом пространстве индивидов и в транспсихическом пространстве Сообщества. Данные концепции имеют целью описание корреляции между этими пространствами, подчиняющимися их собственному порядку. В соответствии с этим направлением транссубъективная метапсихология стремится расположить во взаимных перспективах, в теоретическом поле психоанализа (который организует гипотезу о бессознательном) двусторонние образования и процессы, организация и функционирование которых одновременно затрагивают и каждую индивидуальную психику и транссубъективные Сообщества, их содержащие, поддерживающие и структурирующие. Представляется необходимым описание этого двустороннего характера в его двойном топическом, динамическом, экономическом и структурном статусе. Размышления о транссубъективных Сообществах ведет к пониманию того, как формируется индивид в своей психической реальности, исходя из положения, которое он занимает (к которому он предопределен, и к которому он стремится по собственным причинам) в экономике, топике, динамике и психической структуре Сообщества. Мы обращаемся к ситуациям, когда страдание, патология и психическая организация одного из индивидов Сообщества могут быть поняты и облегчены только, если их рассматривать и исследовать с точки зрения функции и ценности, которые они приобрели и которые они продолжают приобретать для одного (или нескольких) другого (их) индивида (ов) Сообщества. Концепция договора об отрицании должна учитывать способ, которым формируется функция вытеснения (или который препятствует ее формированию) у индивидов в соответствии со смыслом их связей в Сообществе. Важно то, что эта концепция находит свое применение в рамках более широкой теории, способной ее усилить и основать транссубъективную метапсихологию, ей соответствующую.
II. ТРИ МОДАЛЬНОСТИ ОТРИЦАНИЯ И ИХ СУДЬБА В ТРАНССУБЪЕКТИВНЫХ СООБЩЕСТВАХ В основе работы интрапсихической связи лежат три модальности Отрицания: первая происходит из необходимости (вынужденности) для психики производить отрицание; вторая определяет относительную позицию отрицания по отношению к возможному; третья соотносится с тем, что не существует в психическом пространстве: это полное отрицание может, при определенных условиях, рассматриваться как невозможность. Данные три модальности также находятся в основе работы транспихической связи в Сообществах: парах, группах, семьях, организациях. Эта мысль вызывает множество различных сопротивлений, одни являются данью сложности понятия Отрицания, другие – сложности понятия транссубъективных Сообществ, особенно это касается препятствия, которое представляет нарциссизм; и те и другие связаны сложностью допущения, что связь базируется на Отрицании; признается только позитивный аспект связи, или позитивируется Отрицание.
Я подразумеваю под этим понятием то, что происходит из необходимости для психического аппарата осуществлять операции отказа, отрицания, отвержения, опровержения, отречения, вычеркивания в целях защиты главного интереса психической организации самого индивида и индивидов, с которыми он связан в Сообществе основным интересом. Понятие вынужденности, определяющее эту категорию отрицания, подчеркивает одновременно принуждение осуществить такие операции, которому подвергается психический аппарат, и связь, устанавливающуюся между тем, что было вытолкнуто, отвержено, вычеркнуто или вытеснено, и тем, что оказывается благодаря этому даже защищено. Хотя операции, производимые этой формой отрицания, отчетливы и специфичны[6], все они обращены на неприемлемое восприятие или репрезентацию инстанцией психического аппарата. Психо-генетический анализ показывает, что психическая реальность формируется на базе опыта удовольствия и неудовольствия; процессам «вобрать в себя» то, что хорошо, и «выбросить из себя» не усваиваемые отходы и то, что плохо, соответствуют концепты интроекции и проекции, которые обозначают психические процессы, подкрепляемые на уровне телесного опыта инкорпорацией и отказом. Эти две основные модальности, развитие которых может быть описано в терминах первоначальных (P.Aulagnier, 1975) и первичных (Freud) процессов, предполагают пересечение объекта, органа чувств и психической функции другого. Это пересечение представлено в психике в различных модальностях, которые учитывает психоанализ. В недавних психоаналитических разработках подчеркивается, что качество этого пересечения и его влияния на образование содержащего и содержимого мысли частично обязано своему примыканию к психической функции (вытеснение, функции трансформации) транссубъективного сообщества, основа которого – носитель слова. В этой перспективе переработка индивидом своего собственного обязательного отрицания сталкивается с самого начала с отрицанием и его переработкой у другого. Особенно у другого как индивида, принадлежащего транссубъективной цепи.
– Вынужденные отрицания в образовании и поддерживании транссубъективной связи
Эти отрицания необходимы для формирования и сохранения связи. Они востребованы каждым индивидом связи, который взамен поддерживает и производит свои личные отрицания. Стирание границ, навязываемое идентификациями, жертвование некоторыми частями Я и другого в том, что должно стать объектом отказа влечения, вытеснения репрезентации или отказа от аффекта, необходимы, чтобы жизнь в обществе стала возможной, чтобы связь была организована и соединяла составляющие элементы. В этом аспекте обязательные отрицания предназначены для продуцирования позитивности связи и поддержки ее жизнеспособности.
– Вытеснение в кровавом объединении Фрейда и Флисса, по поводу Эммы Экштейн Для психоаналитиков наилучшей иллюстрацией того, как удерживается связь ценой отрицания субъектами этой связи, служит пример кровавого объединения Фрейда, Эммы Экштейн и Флисса, поскольку он лежит у истоков психоанализа. Работы последних лет (Max Schur, J. Masson, B. Sylwan et ph.Refabert, M. Schneider) нам лучше показывают незнакомую и одновременно знакомую проблему, которую представляют для двоих мужчин, связанных любовью, кровь и женское тело, сила незнания, которую укрепляет их договор об отрицании. Его расторжение будет обозначать решительный шаг в создании психоанализа. Флисс отказывается признать свою хирургическую ошибку в операции носовых раковин Эммы Экштейн, «этот отказ, – отмечают B.Sylwan и Ph.Refabert, – вынуждает Фрейда поддержать это желание незнания, если он хочет сохранить дружбу». Для того чтобы сохранить свою связь с Флиссом, он должен принести в жертву знание своих собственных фантазий, то есть установленные интрапсихические связи, «чтобы вернуться к примитивным сценам» и одновременно служить защитной конструкцией против воспоминания истинных событий. Через два года после операции, именно Флиссу он сообщает о своем открытии структуры истерии (май 1897). Он освобождает Флисса от всякой ответственности в этом деле, так как он сам от нее освобождается во сне об «инъекции Ирме». Оправдывая Флисса («Что касается кровотечения, ты абсолютно не виноват»), он приписывает «ответственность за кровотечение Эммы ее истерии» (Ph.Refabert, Sylwan, 1983, c.109-110). Этот эпизод иллюстрирует, в центре спора о соблазнении, что без их ведома, между Фрейдом и Флиссом заключен договор об отрицании по поводу Эммы. Эмма здесь представляет для этих двух мужчин образ дыры, которую они хотят исследовать и ликвидировать, наполняя ее содержанием из марли и крови. Их договор – это одновременно и отрицание этого желания, отрицание их гомосексуальной связи, основанное на вычеркивании неизведанности женственности. Через этот же договор можно узнать то, против чего он защищает и предохраняет. Внедрить психоанализ, это поместить в центр спора proton pseudos и вопрос правдивости субъекта в его отношении к тому, кто его репрезентирует: для Фрейда, это как Флисс, так и Эмма. Этот договор находится в регистре невротического вытеснения: вытесняемое возвращается во сне princeps об «инъекции Ирме», который анализирует Фрейд. Репрезентация не приемлема, и если ее рассматривать как причину истерии Эммы, это в меньшей степени, чтобы ей навязать за нее ответственность, чем спасти то, что должно быть вытеснено из его связи с Флиссом. И в этом договоре на заднем фоне отмечаются другие категории отрицания.
- Разделяемое отрицание, опора идентификации в группе
Интерсубъективная связь, установленная через отрицание, это не только модальность систем общей защиты, это также основополагающая деятельность психического пространства, времени и работы репрезентации внутри и в рамках транссубъективного Сообщества. В группе, состоящей из женщин, в рамках краткой, так называемой обучающей, сессии, Алин устанавливает на меня интенсивный позитивный перенос, от которого она защищается, повторяя, что она меня не понимает, когда (редко) я говорю. Мое предложение провести различие между «не понимать», что я говорю и «не понимать» меня, не производит никакого немедленного эффекта. Алин настаивает, что она не понимает меня. Я предполагаю, что она хочет взять меня с собой или в себя. Через отрицание она защищается не только от своей фантазии об инцестуозном сексуальном желании: Алин, представляя себя моей любимой дочкой, избегает также соперничества с «сестрами» в группе, и особенно с материнской фигурой, которую для нее представляет моя коллега, со-аналитик. В этой группе одним из эффектов такого отрицания будет поддерживание идентификации женщин между собой, которое расставит знаки препинания в следующем предложении, представляющем первый корпус общих высказываний: «Мы не можем понять мужчину, а значит, и он нас не понимает». У многих из них появится сожаление об отсутствии отца, так как во времена детства и подросткового возраста, отцы присутствовали не достаточно для того, чтобы сделать возможным доступ дочерей к порядку знаний. Каких знаний? Знаний математики. Анализ перерабатывает это второе общее означающее «знания математики», и выводит у каждой свое индивидуальное отношение с правилом, порядком, неравенством и разницей, формулами и равенствами, степенью, с тем, что в арифметике, свойственное фантазии о примитивной сцене (1+1=3) сталкивается с репрезентацией роли отца, с тем, что не понято в этом отношении, с инфантильными сексуальными теориями и семейным романом. На первом этапе разделяемого отрицания, поддерживаемого Алин и ставшего опорой идентификации женщин между собой, может быть произведено обращение. Отрицание и идентификация сместятся на то, что они желают и чего не имеют. Обращение отрицающего высказывания («он нас не понимает») углубится, в переносе, в упрек, что я не ввожу их в знание комбинаторики любви, секса и рождения. Но если я туда их введу, им надо понять свое место по отношению к матери и другим детям. Поэтому вопрос будет решаться до тех пор, пока соперники не будут узнаны и названы. Фраза «я не понимаю вас», носителем которой в группе стала Алин по ее собственным причинам, послужит в дальнейшем опорой разделяемой истерической идентификации. Многие женщины выразят свою фантазию, что они меня понимают (как мужчины) и что они поняты мною (как женщины, как моя коллега). Анализ сна жены мясника нам показал, что сновидица идентифицируется со своей подругой и соперницей на почве того, что, как и ее подруга, она не желает исполнения одного из своих собственных желаний. Фрейд вернется через 20 лет в книге «Психология масс и анализ человеческого Я» к идентификации через отрицание, когда он вновь поднимет вопрос по поводу истерического криза в пансионате для девушек, вопрос об общности симптомов и идентификаций, которые их поддерживают[7]: в этом заведении, девушки идентифицируются между собой посредством того, что они не имеют: жених который заставляет ревновать их подругу, письмо от их жениха; и посредством того, что они имеют общего: только общие идентификации, которые формируются в общую черту, удерживающую их вместе как субъектов Сообщества.
- Стирание и отказ, необходимые для ассоциации в сообществе
Связь группы, вспомним «Психологию масс и анализ человеческого Я», устанавливается в части отрицания, неотъемлемой от отказа от части удовлетворения импульсов, от отказа от части идеалов. Частичное стирание границ Я и индивидуальной идентичности – это необходимый момент для установления идентификации: то, что потеряно в себе, приобретается в связи[8]. Эти обязательные отрицания охватывают операции вытеснения и различные модальности «нет», которые исходят из Сверх-Я, из Я и из Оно (уточнение A.Green, 1986) и присоединяются к тем, которые группа требует от своих субъектов. Таким образом, вырисовывается экономика группы, развивающаяся через последовательность и связанность высказываний.
- Отказ и переработка в глубине иррепрезентабельного
Отрицание, сформированное ниже планки вытеснения, – это эффект механизмов, прототип которых Ververfung, как его называют, выбрасывание (E.Weiss), отказ или форклюзия (J.Lacan), экскорпорация (A.Green) или первичное отрицание психической реальности (M.Кlein, W.R.Bion), одним словом, то, что прерывает формирование символа. По этому поводу я подчеркну только специфичность ситуации в группе, которую я выражу в терминах слившихся границ, в терминах двойного внутреннего и двойного внешнего пространства. Речь идет о судьбе того, что отвергается членами группы: при каких условиях и с какими эффектами отвергнутое может сохраниться в общем психическом пространстве, или оно должно быть вытолкнуто за границы (первое внешнее и второе внутреннее пространство для каждого индивида), которые образуют группу как контейнер. Пока группа еще недостаточно сформирована как внешнее пространство, которое одновременно является внутренним, переживания деперсонализации и тревога распада очень интенсивны на начальном этапе образования группы. Даже в том случае, если группа может создать экран и контейнер, в которые будут помещены отщепленные психические элементы, эти элементы способны приобретать силу деструкции и насилия, в той степени, в какой они не были трансформированы в «метаболизме» психического процесса группы. В силу неспособности контейнера группы к формированию, как следствие, должно быть осуществлено отвержение за любую границу, под угрозой подвергнуть опасности самые архаичные элементы связи. Но если они могут быть выброшены в глубины и потеряны для мышления, они возвращаются, атакуя всякую форму психической жизни, угрожая одновременно и субъекту и связи, как если бы Сообщество стало целым субъектом. Таким образом, мы имеем дело с психической катастрофой. С другой стороны, происходит переработка отрицания через его депонирование или консервирование во внутренних пространствах группы. Все метафоры переработки отходов помогают нам представить эту функцию[9]: мусорные баки, помойки, стоки, резервуары инкапсулирования и т.д. Топический статус этих психических мест нужно еще уточнить. Я выдвигаю следующую гипотезу: объект вытеснения и отрицания по бессознательному соглашению может создаваться существованием этих пространств, но не тем, что они содержат (контейнируют): иначе говоря, вытеснение соотносится с содержащим (контейнером), отрицание – с содержанием. Только в действительности нет трупов в каменных мешках групп и организаций: мы должны кроме того прийти к согласию по поводу забывания о том, что у нас есть каменные мешки, чтобы не столкнуться с мыслью, что они содержат отходы и трупы.
Неполное отрицание формируется на основе того, что осталось невостребованным при образовании психических содержащих (контейнеров) и содержимых (содержаний), при формировании операций, которые их связывают. Оно поддерживает поле возможного, зависящего от дополнительной функции – примыкания и трансформации другого, когда он образует временные содержащее (контейнер) и функцию мышления, на которые опирается неполноценный психический процесс. В неполном отрицании, позитивность проявляется как организующая перспектива, как предположительного, так и первоначального. Можно было бы сказать: было что-то, чего больше нет; или не было того, что могло быть; или еще, то, что было, было не в меру, в избытке или в недостатке, но могло быть по-другому. Объект и опыт объекта были созданы в их исчезновении, их неполноте, их несовершенстве. Неполное отрицание поддерживает потенциальное пространство психической реальности. Bion (1964) в своей теории мышления, предлагает: мыслить, это получать доступ к пространству, заполненному отсутствием вещей, это создавать и организовывать завершенное пространство-время, вместо пустой и бесформенной бесконечности, управляемой бесконечной игрой символических эквивалентов, вместо персекуторных феноменов, оторванных от их символических отношений с визуальными и слуховыми репрезентациями. Мышление предполагает контейнер мыслимых объектов, контейнер трансформации, который формируется сначала в психической функции (носитель снов, носитель слова, носитель мысли) другого. Неполное отрицание это то, что остается в состоянии готовности быть организованным в психической реальности: оно неполно (относительно) по отношению к объектам и контейнерам мысли, и эти объекты (через эти потенциальные мысли) зависят от судьбы отрицания в мыслительной деятельности другого.
– Неполное отрицание и пространство возможного в связи
То, чего не было, но могло бы быть; то, что могло бы быть и могло бы стать, служит выходом на возможное, на то, что в нашем психическом пространстве является зависимым от психики другого. Мы принимаем во внимание здесь то, что не смогло сформироваться в инвестициях, и репрезентации того, что не было размещено, не «прижилось» (P.Aulagnier) в психике другого, в первую очередь матери, по свойственным ей причинам. Будем учитывать эффекты отрицания в психической деятельности другого в разных терминах: дефицит способности фантазии, недостаток альфа-функции, отсутствие идентификаторного примыкания. Но недостаточно ссылаться только на недостаток и дефицит: установление засилья, избыток инвестиций дают такие же эффекты. Мы не можем сделать возврат к первоначальным месту и к связи: было место и была связь, которых больше нет, которые остаются только в следах, оставленных самым первым опытом выталкивания из материнского тела, опытом сепарации с плацентарным мешком, опытом перерезания пуповины. Все дальнейшие сепарации, все отрывы, все зависимости будут кидать субъекта к связи, к группе, к кластеру. От груди к группе, от семьи к команде и к толпе. Никакая связь, никакая группа, никакое соединение в паре не установятся впредь без того, чтобы не была предпринята попытка воссоздать первоначальную связь, преодолеть этот разрыв, противопоставить опыту дистресса опыт помощи и укрепления неразделимости. Связь и группа – это, прежде всего, сцепка против любого выталкивания, отрицание отрицания цезуры. Процесс присоединения к группе обретает смысл в этом отрицании первоначальной сепарации: на заднем фоне дистресса и потери (I.Hermann, G.Roheim); на заднем фоне недостаточности и неудовлетворения младенчества, и детства, и, таким образом (D.Anzieu говорил об этом более 20 лет назад), люди объединяются в группы, как будто они входят в сон. Место группы инвестируется и репрезентируется как восстановление отношений с тем, кого больше нет, с тем, кем мы больше не являемся, но кто мог бы вернуться. Именно эта модальность отрицания поддерживает репрезентацию и репрезентативные первоначальные содержания. Она – основатель психического пространства.
– Убежище возможного в группе
Мы все чаще и чаще получаем запрос субъектов, которые ищут в группе опыт репримыкания, опыт того, что не смогло сформироваться в их психической реальности. В некоторых условиях это репримыкание возможно: опыт объединения в группу состоит в парадоксальном изобретении недостающих элементов в психическом пространстве. Группа инвестируются этой способностью психического убежища, функцией быть тем психическим, куда госпитализируются ее больные части, где позволено сформироваться тому, кто не сформировал себе это место, где слова, которые не были сказаны, запреты, которые не были изданы, могут быть высказаны и могут проложить себе дорогу. Эффективность процесса в группе – это функция ее способности контейнировать и трансформировать внутренние объекты, функция ее умения их создавать и образовывать звенья цепи, несформированные в психике. Следующий пример показывает специфику психической работы в группе в отношении неполного отрицания. В группе у одной женщины сформировалась репрезентация, что ее сексуальная идентичность не имела существования в психике ее матери. Ее анорексия, в настоящее время реинвестированная, является для нее симптомом, через который она ищет ответа на вопрос, каким образом она существует в психике членов группы, и в первую очередь в психике аналитиков. Эта связь, до этого момента не существовавшая в ней, устанавливается через действия репрезентаций, мыслей и аффектов, которые передает ассоциативная цепь группы, в которую она вносит свой вклад путем своего симптома, своих вопросов и своего молчания. Можно сказать таким образом, что в группе психическая работа мышления, которую выполняют некоторые члены группы, функционирует для нее как эквивалент этого убежища объектов в психике другого, и с этого момента, мысли, еще не сформировавшиеся, могут образоваться, объекты могут инвестироваться. Группа, или часть группы, функционирует как аппарат для трансформации, вида психической переработки, которая делает возможным примыкание инвестиции, формирование и трансформацию мыслей; в этой «переработке» могут быть протестированы новые возможности репрезентаций и аффектов. Транссубъективная переработка действует через общность бессознательных идентификаций и фантазий, через функции репрезентации, которую выполняют носители слова, через сценаризацию и драматизацию внутренних групп. С этой точки зрения, терапевтическое качество группы заключается в этой способности контейнировать, обезвреживать, делать возможным формирование образований и процессов, которые не были произведены в психической реальности индивида. Что касается качества психоаналитической работы, выполняемой в группе, она может состоять только в эффектах развязывания того, что было перенесено в группу, и в работе над связью группы, начиная со всех модальностей Отрицания, обращенных в фантазийных образованиях. Такая работа приводит к узнаванию субстанции оставшейся части, непримиримого отрицания, которое объединение никогда не сможет ликвидировать. Игнорирование или отрицание этой устойчивости отрицания ведет к повторяющемуся экспериментальному поиску корректив и к помещению индивида в аддиктивное отношение к группе.
3. ПОЛНОЕ ОТРИЦАНИЕ Попытаемся сначала приостановить негативные значения, которые придаются отрицанию: плохость, деструкция, персекуторность, виноватость, избыточность. Это прекращение необходимо, чтобы выдвинуть следующее предложение: в психическом пространстве полное отрицание имеет статус того, «что не существует». Полное отрицание представляется как отсутствие связи, отсутствие опыта, как иррепрезентабельное, в образах пробелов, неизвестности, пустоты, отсутствия, несуществующего. Однако оно не может быть полностью продумано мыслью, которая, если завладеет им, как объектом, потеряет, таким образом, свое собственное условие функционирования. Полное отрицание будет, в этой перспективе, отношением контакта мысли с тем, что не существует, с тем, чем оно не является и с тем, о чем оно не может мыслить: оно является тем, что остается невосприимчивым к любой связи. Итак, мы мыслим, и мы объединяемся в Сообщества. Мы можем мыслить и быть связанными в Сообществах только на фоне полного отрицания. Но, несмотря на то, что работа мысли и объединения в группу, частично заключается в том, чтобы сократить бесконечное поле этого отрицания, его лимитировать и принять его как условие контакта с неизвестным и с инаковостью, мы также работаем над тем, чтобы освободить от суррогата и всемогущих объектов пространство, открытое этой кастрацией. Группа становится массой, и мышление фетишизирует идеологию или общее мнение, нейтрализованное от всякой отдельной субъективности. Только составляющая влечения к смерти, предписываемая таким разрывам связи, которую N.Zaltzman (1979) называет анархическим влечением, может ввести восстановительное разрушение связей жизни и установить символические эффекты полного отрицания. Отрицание полного отрицания распознается, таким образом, в его деструктивном влиянии на связь и мышление. Полное отрицание есть и остается непримиримым отсутствием связи; оно отличается от разрыва связи, которое влияет на другие модальности отрицания. Без сомнения мы должны допустить, что оно формируется на другой основе, и что оно неотъемлемо от самой психической жизни. Возможно, только на достаточно поздней стадии развития может быть совершена работа, дающая статус репрезентации полному отрицанию в психическом пространстве: тому, что не было произведено при встрече между органом чувства и объектом, тому, что может быть репрезентировано только как не представленное. Можно предположить, что эта стадия развития сама по себе является трансформацией различных модальностей отрицания и, что она современна той стадии, когда ребенок задает другим и себе вопросы о том, что не является им самим, не является тобою, не является вещами. Он их задает также, спрашивая, кем он был, когда его еще не было, и позже, о том, что он не является тем, кто он есть, но также, более радикально, кем он не является и никогда не будет. Вопросы о происхождении, о небытии, о другом, о неизвестном, неподходящем, невозможном. Вопросы о сексе, о желании и риске предположить отсутствие желания. Такие вопросы могут быть заданы только индивидом, мышление которого (фантазии и домыслы) сформировалась путем примыкания (опора, дериват, трансформационная восстановление) на телесном опыте и одновременно на психическом опыте и речи другого. Такая идея предполагает, что первое различие внутри-снаружи, смогло сформироваться в контейнерах мысли и в процессах связи-трансформации. Переработка в психическом пространстве того, чего не было в опыте, без травмы для психического аппарата репрезентовать это отрицание, предполагает эти условия. Перспектива, которую я пытаюсь определить, не создает экономику тревоги, вызываемую в психике отношением контакта с тем, что не является ею, с тем, что ограничивает и пересекает ее собственное пространство. Эта тревога может находить свой выход (при отсутствии контейнеров мыслей) в деструкции мышления, для того чтобы удалить из него невыносимое. Она также может быть рассмотрена в других модальностях полного или вынужденного отрицания. Она может способствовать формированию того, что J.Bleger определил как среду, в которой располагаются части не-Я психики. Она может вырабатываться в абсурдных формах. Эта встреча мышления со своей границей может жить в упадке, терроре, или экстазе. Эта конфронтация с тем, что в себе не только для самого себя чуждо (J.J.Barances, 1966) ошеломляюща и невыносима для нарциссизма. В этом пустом пространстве, на этой периферии без границ, которая уклоняется от заселения собою и своими объектами, мы можем поселить мистический опыт, отсутствие Бога, Абсолют, ожидание Всего в призыве Ничего. Другие направления могут выработать этот опыт из отсутствия опыта: апофатическая философия, негативная теология. Мы можем также произвести полное отрицание, чтобы отдавать себе отчет о пустом непатогенном пространстве, необходимом для подвижности самой психической жизни: пространстве отсутствия опыта, того, что не существует и не будет существовать. В этом смысле оно определяет отрицание, необходимое психическому опыту и работе мышления, в противовес тенденции заключать свои объекты и свое собственное пространство в границы известного, исчерпывать их в репрезентации, которую он себе об этом создает. Полное отрицание не может быть отменено в позитивности, к которой мы бесконечно стремимся его свести. Это отрицание касается бытия (небытия) в большей степени, чем обладания.
- Судьба полного отрицания в связи и транссубъективное сообщество Мы объединяемся в Сообществах на бесконечном фоне отсутствия связи, неизвестности, пустого пространства. Частично связь группы наталкивается на полное отрицание, опирается на него, и отрицает то, что в нем есть непереносимого. Связь группы, с самого начала, удерживает свои субъекты в разделяемой и поддерживаемой иллюзии, что они могут соединить то, что остается устойчивым к любой связи, что они могут быть тем, кем быть не могут, могут избежать судьбу смертных, имеющих половую принадлежность, вышедших из родителей, имеющих пол и смертных; что возможно сократить любое неизвестное.
- Отрицание полного отрицания в утопии
Форма и психическая функция утопии проявляется как конденсированная репрезентация всех видов отрицания, которые я попытался выделить. Я не буду говорить здесь о том, на каких катастрофических горизонтах утопия, в своей систематической форме принимает массовое значение отрицания истории, желания, бессознательного и субъективного. Утопическая конструкция имеет целью при отсутствии связи поглощать три модальности отрицания, чтобы реализовать желание больше не желать, в окончательной мечте, исключающей любые дальнейшие фантазии. Закрытая вселенная контроля и меры, она выбрасывает вовне то, что не может быть выдержано, но она находит это внутри границ в инверсированной форме. Парадокс и резонерствующий психоз поддерживают игру утопии с возможным, с невозможным и с невыносимым: она представляет собой, таким образом, либо точную фантазию, образ анархии и ниспровержения; ее разрушающая и созидательная сила возможного опирается на неполное отрицание: связывая до абсурда, она вскрывает то, чего не могло быть и что могло бы быть. Или же она представляет собой систематический план, всегда смертельный, стать хозяином невозможного, и она опирается, таким образом, на отрицание полного отрицания. Обязательное отрицание также создает утопию; в этой степени оно служит отрицанию полного отрицания: выталкивание плохого за утопические границы крепости требует всегда, чтобы образ другого был допущен внутрь только в инверсированном виде. Неизвестное, чужое, знакомая тревожность, фантазия, бессознательное были отброшены: они исчезли под светом без тени города Солнце. Доступ к другому прямой: Свифт позволяет общаться без столкновения с языковым барьером, Гулливеру и Гуигнгнмам, для которых ложь – это «вещь, которой нет». Небольшие естественные или искусственные группы представляют собой места появления утопической фантазии. Утопия – это отрицание в группе, так как это конфликтующее и раздробленное психическое пространство. В следующем примере три модальности отрицания перерабатываются в фантазийной утопии тремя мальчиками 6-8 лет, объединенными дружескими связями, а двое их них и семейными. Джинн: пространство, похожее одновременно на остров и межзвездный изолят. Редкие корабли, которые соединяют жителей Джинн с другим концом света, являются объектом жесткого контроля: административного, полицейского, санитарного, психологического. Ничто не ускользает от сотни глаз Аргуса, который постоянно следит за редкими подземными входами, где фильтруют доступ как внутрь, так и наружу: поверхность острова – это большой сад, подстриженный, ухоженный, контролируемый. Под этими зарослями растительности находится город. Город «наоборот», управляемый множеством правил и законов. Перевернутые здания: погреб – это чердак, чердак – это погреб; перевернутые учебные заведения: школа, где дети – учителя, родители – это ученики; перевернутая политическая власть: благодаря телевидению, каждый житель Джинн диктует Президенту свое задание. Нет конфликтов, нет разногласий: единодушие. Один язык, язык наоборот: чтобы сказать «да», говорят «нет»; «здесь» – «не здесь»; «атаковать» – «защищать»: «война» – это «мир», «свобода» – это «рабство», «незнание» – это «сила». 1984? Фантазии о Джинн датируются зимой 1968. Отрицания, которые поддерживают эту утопическую репрезентацию, бесконечно выходят на поверхность в отрицании, отказе, отклонении, переворачивании наоборот, но также и в сохранении хороших объектов, фантазий о всемогуществе. Они проявляются в инверсии отношений между поколениями, в отрицании смерти: не будет кладбищ на Джинне, потому что там больше не будут умирать. Отрицание, отказ и отклонение организуют парадоксальную инверсию, которая управляет защитной системой утопий, образом мышления, организацией социальных и интерсубъективных отношений, вплоть до лексики. Действительно, Утопия – буквально это пространство, которого нет нигде. В Утопии Т.Мора течет Анидра, река без воды, поднимается Амаурот, город фантом, царь Адем, принц без народа, Алаополиты, граждане без города, имеющие соседей Акоренеев, жителей без страны. Если вещи и люди существуют при условии несуществования, как Анидра – река без воды и Утопия без места, так это потому, что движение, свойственное утопии, их нейтрализует между двумя полярностями: избытком бытия и недостатком бытия. Утопия нейтрализует своим мастерством размеры и симметрию предметов и языка, то, что могло бы быть возникновением избытка или недостатка: ляпсус, или фантазия всплывающая из бессознательного. Речь в утопии – это четко регулируемая игра слов: Амаурот – город-фантом, только потому, что он слишком заметен. Семантическое жонглирование Т.Мора – это не простая игра гуманиста и юмориста: это исследование границы мыслимого и организуемого. Филологический трюк используется также в семантическом выражении конструкции слова в тесном отношении с образом тела. Действительно, утопическое пространство управляется образом механического тела, защищаемого от любого движения желания. Доминирующая тревога – это тревога, что тело пустое или деформированное внутренними и внешними атаками. Вот почему на основании их жесткой и всемогущей структуры, утопии не знают ни телесной слабости, ни деформации. На самом деле, тревога деградации и любого нарушения интеграции тела настолько интенсивна, что то, что таким образом выносится наружу, снова появляется внутри, но в функции и позитивном значении выгоды: нет слепых (эффект отрицания отказа), но слепые служат часовыми; нет калек, но однорукие служат, благодаря голосу. Ничто не теряется, ничто не кастрируется, также ничто не может быть действительно желаемым, кроме как больше не желать, или, по крайней мере, делать это по правилам (Fourier, Sade) комбинаторики физики и механики автоматов. Утопическое пространство всегда находится под угрозой дезинтеграции, потому что оно желаемо и поддерживаемо контролем, в соответствии с обязательностью гармонии. Утопическая позиция вырабатывается против персекуторной и аннигиляционной тревог. Вот почему граница и оболочка в ней так сильно инвестированы: атака разыгрывается на пороге, на границе; опасность исходит одновременно извне и изнутри. В своей защитной оболочке Утопия и утописты непроницаемы. У наших жителей Джинн, как во всех классических утопиях, симметрия и зеркальность увязывают отношения речи и тела. Вот этому пример в детской утопии: у трех жителей Джинн, конструкция «языка» основана на отрицании, в форме обращения в противоположность и в форме симметричной инверсии. Наши три утописта обнаружат, что их язык противоречит опыту, с которым они сталкиваются, в тот момент, когда мать одного из них забеременеет. Это скорое открытие (сначала ликующее) осуществляется вокруг двух следующих констатаций: – «Папа наоборот – это не «нет папы», а «мама». Затем, – «мама отличается от папы»; – «невозможно обозначить через отрицание органы тела, которые не симметричны»; «нет сердца» ничего не значит. То, что единично не может быть названо через зеркальную инверсию. С этих пор им надо будет, заново придумать, не без грусти, специальные слова, тривиальные, уже использованные, инвентаризировать вселенную, тело, отношения с родителями, между самими утопистами, между жителями Джинн и их городом. С этого открытия начинается модификация симметричной архитектуры Джинн, затем расставание с утопией. Я подчеркнул важность отрицания в утопическом дискурсе. У наших трех жителей Джинн, оно принимает значение окончания и преодоления вытеснения, которым Фрейд характеризовал функцию отрицания Verneinung. Мышление и интеллект рождаются из этой функции отрицания. Показательным является приключение наших трех жителей Джинн, которые по случаю беременности, заново открывают через неожиданную и свободную игру своих слов различие пола, тела и рождения. Называя Отца и Мать в их противоположной идентичности и комплиментарности, они выходят из утопии. Они выходят из утопии и входят снова в свою историю.
III. ДОГОВОР ОБ ОТРИЦАНИИБ ОБЪЕДИНЕНИЕ, ОСНОВАННОЕ НА ОТРИЦАНИИ Три формы отрицания, которые я выделил, могут быть объектом договора, контракта или бессознательного объединения между субъектами связи и инстанцией, которую они устанавливают и которую они принимают как Сообщество.
- Двустороннее психическое образование
Договор об отрицании – это двустороннее психическое образование: он является составной частью серии образований этого типа, которые выполняют специфические функции в интрапсихическом пространстве и в то же время поддерживают образование и процессы интерсубъективных связей; которые в свою очередь укрепляют интрапсихические образования и процессы. Идеал-Я, идентификации и нарциссический контракт представляют собой образования подобного типа. Отношения между этими двумя «пространствами», частично гетерогенными, задействуют пересекающиеся экономику, топику, и динамику, между отдельным субъектом как самоцелью и транссубъективной цепью, звеном которой он является. Аппарат связи и психической трансформации, которым является группа, осуществляет эту взаимосвязь между субъектами Сообщества и самим этим Сообществом. Бессознательные альянсы двусторонни; они удовлетворяют одновременно как некоторым из интересов субъектов как таковых, так и требованиям, присущим обеспечению связи, которую они устанавливают, и которая их объединяет. Гетерогенность структуры этих смешанных образований разрешается в воображаемом и посредством разделяемых фантазий объектов и общих означающих. Продуцирование разделяемых симптомов также обладает этой функцией и этой целью: соотнести каждый субъект с его симптомом в связи с функцией, которую он выполняет внутри связи и для связи. Симптом в ней получает подкрепление. Его поддерживает одна из «сторон», третья. Такие альянсы были описаны Фрейдом как в клинической работе (с Дорой и объединением идентификаций посредством симптома), так и в теоретических построениях по поводу обществ и групп: запретный сговор, который заключают братья после убийства Отца, общность отказа влечению. Более недавние исследования показали функцию таких альянсов в судьбе субъектов связи: договор об отрицании должен быть определен по отношению к понятиям нарциссического контракта, общности отказа, отрицающего альянса. Эти двусторонние психические образования, эти бессознательные альянсы нам частично доступны, индуктивно и конструктивно, в практике лечения. Современный подход к психоанализу психоза и пограничных состояний дал нам доступ к этим образованиям и процессам у отдельного индивида, поскольку он не преследует или почти не преследует свою собственную цель быть слишком или быть недостаточно подчиненным интерсубъктивной цепи, из которой он происходит. Однако устройство группы, организованное требованиями психоаналитического метода, делает возможным манифестацию и анализ психических образований и процессов, сформированных в интерсубъективной связи и для нее; становится возможным анализировать их корреляцию с собственными интересами, конфликтами и структурами отдельных субъектов. Мы можем надеяться, что «там, где были бессознательные отчуждающие объединения, может быть Я». Однако эта надежда нас конфронтирует с тем, что, из отрицания остается неизменяемым, непримиримым к какому бы то ни было становлению.
1. ДОГОВОР ОБ ОТРИЦАНИИ: СЛОЖНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ ДЛЯ ОТРИЦАНИЯ ПОЛНОГО ОТРИЦАНИЯ И СВЯЗИ ВЫНУЖДЕННЫХ ОТРИЦАНИЙ
Понятие договора об отрицании вписывается в категории отрицания, которые я попытался исследовать. Речь идет о договоре об отрицании. Я предположил, что в группах – эта гипотеза касается пары, семьи и организаций – договор об отрицании полного отрицания, лежит в основе связи. Именно этот договор поддерживает иллюзию, что связь пресекает полное отрицание. Договор о неизвестном; отсутствие опыта, отсутствие связи. Такой договор поддерживает связь через бессознательное соглашение о вытеснении, заключенное его субъектами, отрицание или отвержение неприемлемых влечений, мотивированных связью. Эффекты такого договора различны: он может способствовать сохранению пустого пространства и неопределенности, необходимой для формирования мышления, или принуждению мышления к атаке на самого себя, или к разрушению некоторых аспектов психической жизни у других, или к созданию фетиша из самой связи. Напомню здесь историю Фрейда, Эммы и Флисса, историю группы женщин, утопию жителей Джинн. В любой связи договор такого рода обращается с отрицанием, то отрицая его, то связывая его у субъектов в бессознательном объединении, таким образом, что связь организуется и поддерживается в своей комплиментарности в целях обеспечения непрерывности инвестиций и прибыли, связанных с субстанцией функции Идеального и с поддержкой отношения с Невозможным. Знание о договоре – это то самое, о чем не могло бы и речи вестись теми, которых он связывает, в их взаимных интересах. Речь идет о договоре, изложение которого, как такового, никогда не формулируется, но который обнаруживается в означающей цепи, образованной в связи субъектами этой связи. Я подчёркиваю, таким образом, две полярности договора об отрицании: первая – организует связь, вторая – защищает. Действительно, каждая связь позитивно организуется на совокупности общих бессознательных инвестиций и репрезентаций, предназначенных удовлетворению желаний и структурированных бессознательным психическим организатором, но также на «оставленном в стороне» или на остатках, которые могут следовать за различными превратностями вытеснения, отрицания и отказа, и образовывать интоксикационные зоны и свалки, которые поддерживают субъектов, исключенных из части их собственной истории. Чем больше поддерживается вытесненной репрезентация пространства общего соединения у отдельного субъекта и у транссубъективных образований, тем более жестким будет возвращение отрицания. Договор об отрицании поддерживает изоморфность отношения между двумя пространствами. Вот почему любая модификация в договоре затрагивает интрапсихическую организацию каждого отдельного субъекта. И наоборот, любая модификация структуры, экономики или динамики договора сталкивается с силами, которые его сохраняют как не поддающуюся изменениям составную часть связи в Сообществе.
2. ДОГОВОР ОБ ОТРИЦАНИИ И НАРЦИССИЧЕСКИЙ КОНТРАКТ Договор об отрицании опирается на позитивные образования связи, и в частности, на то, что P.Aulagnier описал как нарциссический контракт; он является его дополнением и противоположностью. Условия этого контракта, как мне кажется, вписываются в предположения Фрейда, изложенные в «Ведении в нарциссизм», перспективы которых я напомнил: концепция нарциссического контракта учитывает факт, что нарциссическое инвестирование, которое у каждого индивида делает возможным реализацию его собственной цели, может быть действительно поддержано настолько, насколько цепь, членом и участником которой является субъект, нарциссически инвестирует этого субъекта как носителя целостности Сообщества. Именно таким образом родители сначала делают из ребенка носителя реализации своих неосуществленных желаний, и укрепляют его тем самым в его нарциссизме, так же как через них позитивно или негативно передавалось желание предыдущих поколений, их приход в этот мир и их нарциссическая установка. Иначе говоря, каждый новорожденный является носителем этой миссии быть должным обеспечить непрерывность поколения особым способом, который ему предписан в соответствии с контрактом (по определению P.Aulagnier), зависящим от нарциссической экономики. Можно сказать то же самое об отношении индивида и социума: каждый новый член инвестирует сообщество как носитель целостности и, наоборот, при этом условии, сообщество держит место для нового пришельца. Условия нарциссического контракта требуют, чтобы каждый отдельный субъект занял какое-то место, предоставленное группой и означенное группой голосов, которая, перед приходом каждого субъекта, порождала некоторый дискурс, соответствующий основополагающему мифу группы. Каждый индивид должен в определенной манере самостоятельно его возобновить. Именно через него он связан с создателем праотцом. Анализ, предлагаемый A.Missenard и Y.Gutierrez в настоящем издании, показывает, как в организации упразднение праотца становится объектом договора об отрицании, и подтверждает, что договор об отрицании является обратной стороной нарциссического контракта. Эти два типа бессознательных объединений находятся в центре вопроса о происхождении и коррелятивной основе Сообщества и отдельного субъекта.
3. ДОГОВОР ОБ ОТРИЦАНИИБ, ОБЩНОСТЬ ОТКАЗА, ОБЩНОСТЬ ОТРИЦАНИЯ И ОТРИЦАЮЩИЙ АЛЬЯНС Понятие договора об отрицании может быть сближено с некоторыми другими транссубъективными образованиями, создающими бессознательные объединения. Понятие общности отказа влечению, выделяется в работах Фрейда 1908 г. («Культурная» сексуальная мораль) и 1930 г. (Болезнь культуры). Отказ (der Verzicht) в них описывается как эффект репрессии влечений, которую требует переход множества в группу. Он составляет на этом основании особенную модальность вынужденного отрицания в поддержании связи. В «Болезни культуры» Фрейд пишет: «Жизнь людей в обществе становится возможной, когда множество объединяется в сообщество более сильное, чем каждый отдельный индивид, и держится вместе перед лицом любого отдельного индивида» (G – W., XIV 454). Для того чтобы достичь этого держаться-вместе, отказ необходим. Отказ – это то, что должно утратиться в удовольствии, чтобы связь могла сформироваться и сохраняться. Культура построена на репрессии влечений и на отказе: «Каждый индивид поступился частью своей собственности, полноты своей власти, агрессивных и мстительных наклонностей своей личности. Именно из этих вкладов возникает общественное культурное достояние материальных и идеальных благ. Помимо жизненных требований, к этому отказу отдельно взятых индивидов побуждали семейные чувства, вытекающие из эротики». В этой работе Фрейд представляет вторую линию размышлений: она касается компенсаций и контракта, полученных взамен ограничения и отказа. «Культурный человек совершил обмен части возможного счастья на часть безопасности (…). Конечным результатом должно быть право, в которое все, или, по крайней мере, все члены, способные вступить в сообщество, сделали вклад, жертвуя своими личными инстинктивными влечениями, и которые, с другой стороны, не позволяют никому из них стать жертвой жестокого насилия за исключением тех, кто туда вообще не вступил». Таким образом, объединение в своем качестве права защищает против насилия отдельного индивида, навязывает необходимость и делает возможной любовь: в границах связи с сообществом; в пределах которые вписываются в требования нарциссического контракта и договора об отрицании. Понятие общности отрицания (M.Fain, 1981) учитывает модальность идентификации ребенка со своей матерью, когда ей не удается отделиться от него, для того чтобы обозначить, что у ребенка есть объект желания (отец), отрицание существования желания Отца, это одновременно дело ребенка и дело матери. Общность отрицания между ребенком и матерью поддерживает, таким образом, их несепарированность. Она лежит в основе того типа идентификации, который Fain квалифицирует как проективную, и которую он противопоставляет ранней истерической идентификации, она поддерживает идентификацию ребенка с женщиной, когда мать обращается в сторону другого объекта соблазнительного желания, который ребенок должен будет обнаружить и распознать. Это узнавание коррелирует с узнаванием, через мать, ее женственности. Речь идет, таким образом, об общности отрицания, обращенного на реальность объекта желания другого и, на этом основании, эта общность поддерживает перекрестную идентификацию, она создает одну из базовых моделей судьбы отрицания в сообществе. Такое образование прояснит без сомнения место отрицания и соблазнения в альянсе Фрейд-Эмма Экштейн-Флисс. Флисс в нем постоянно выступает соблазнителем для Фрейда. Фрейд выходит из кровавого альянса благодаря смешанному решению в его идентификациях: часть из них в нем устанавливает Флисс, но именно через истерическую идентификацию с женщиной он выходит из общности отрицания. Из другой проблематики образуется модель отрицающего альянса, которую показала M.Th.Couchoud (1986) в своей четкой работе. Она предлагает это понятие, исходя из разработки совместной психотерапии матери и ее дочери. Альянс проявляется здесь в галлюцинаторной сверх-инвестиции дочкой невытесненных и одновременно отрицаемых материнской психикой репрезентаций. «Обе женщины, пишет она (с.96-97), – играют, и одна и другая, активную роль относительно действия, которое появляется как попытка поддержания на сцене ежедневной жизни устойчивости того, что у матери не смогло быть переработано или вытеснено. Но речь идет, во всяком случае, о поддержании ее таким образом, чтобы оно было настолько лишено смысла, чтобы оно смогло быть аккредитовано матерью только от имени безумия ее дочери, чтобы можно было задаться вопросом, прежде всего, не защищается ли мать от психоза благодаря тому факту, что она не смогла вытеснить содержание травм. Так, можно также сказать, что она индуцирует у своей дочери то, что может являться ее собственным психозом, или же, что дочь бредит, чтобы мать продолжала не помнить того, что для нее «невытесняемо». Анализ проясняет несколько дифференциальных черт вытеснения в невротической и психотической трансляции. По поводу того, что касается невротического вытеснения, в работах P.Aulagnier уточняется понятие трансмиссивности запретов, служащей общему идеалу. «Эта трансмиссия запретов и усилие вытеснения, навязанного ребенку, нацелены на то, чтобы защитить уже вытесненное родительской психикой. Именно на базе этого вытеснения осуществляется процесс историзации Я у родителей». Можно выделить следующие особенности психотического вытеснения (M.Th.Couchoud, op. cit. p. 122-123):
Относительно судьбы вытеснения, отметим аналогичное движение в поддержке связи Фрейда и Флисса, а также в связи матери и дочки, о лечении которых пишет M.Th. Couchoud: двое мужчин сохраняют их связь, привнося в истерию Эммы кровь, пролитую ими, чтобы « видеть это» и не знать. В связи, которая объединяет мать и дочь, цель другая, и остается только «приписывать бреду дочки всякую возможность открытия того, о чем она, мать, не хочет думать, – это предварительное условие любого отношения между ними» (op. cit. p. 115). Итак, все эти образования получают свое содержание и воздействие на психику отдельных субъектов только из экономической и динамической функций, из топических местоположений, которые они занимают в транссубъективном сообществе. Общность отказа влечению, общность отрицания, нарциссический контракт, отрицающий альянс и договор об отрицании имеют эту двойную метапсихологическую принадлежность. Анализ их взаимоотношений может позволить понять, как в невротических, психотических и перверсных модальностях, удается или не удается образование части вытесняющей функции для каждого отдельного субъекта, подчиненного Сообществу.
IV. ОТРИЦАНИЕ РАСПАДА АЛЬЯНСОВ В СООБЩЕСТВЕ Если для того, чтобы вступить в связь и в Сообщество необходимо действие отрицания, если для того, чтобы сохранить их, также необходимы различные модальности переработки отрицания, отрицание также необходимо и для того, чтобы выйти из Сообщества. Необходимо «нет» Фрейда Флиссу, «нет» Алин ее собственному отрицанию, «нет» выводу «отсутствие папы – это не мама» маленьких утопистов. Необходимо развязывание бессознательных альянсов.
Возможны еще различные способы разрушения, и в свое время я подчеркивал, что их причина находится в ненависти группы (Kaes, 1982). Я писал: «Группа ненавидима, так как она представляет собой пространство самого личного, самого радикального лишения собственности; ненавидима из-за того, что было смещено, передано или спроецировано из себя в других, этому лишению, неизбежному, согласованному, почти счастливому, подвергается и первая идентификация, основа психической связи. То, что смещено или спроецировано из себя, не в одного другого, а множество других, это отныне в группе будет следовать судьбе, которая не только ускользает от субъекта, но будет для этих других объектом их самоуправства, их пользования и их деструкции: судьба, которая действительно объединяет их в группу и которая одновременно указывает каждому на его одиночество, его бессилие, его сущностную зависимость, на жизненный риск быть брошенным». Но есть две разные судьбы ненависти: одна делает возможной сепарацию, вторая поддерживает связь, как это отмечал Bion. В связи группы ненависть спаивает договоры об отрицании, поддерживает общие нарциссические образования, образования Идеала, идеологию, альянс общего мнения, направленные против индивидуации. Грандиозное лишение против личного лишения, идеология, образование ненависти, – это аппарат для десенсибилизации и для управления договорами об отрицании, договорами, отрицающими отрицание. Идеологии связывают вместе членов группы ненавистью мысли, ненавистью идеи, которая возникает особенно по отношению к его контакту с неизвестным. M.Enriquez (1984, с. 147-172) показал, как в выборочном сходстве паранойи и мазохизма, зависимость и ненависть являются общими факторами. Они также постоянны в идеологиях: обладая жестким Идеалом, всемогуществом, приписываемым, одному основанию, и нарциссическим культом, они формируют условия договора об объединении между преследователями и преследуемым. Когда ненависть не связывает своих субъектов в подобные альянсы, она направлена на разрушение договоров об отрицании. Разрушение может быть осуществлено. Фрейд предлагает его модель в образе Dichter: поэт, герой, историк, писатель.
2. ОТДЕЛЕНИЕ ОТ МАССЫ: ПУТЬ ГЕРОЯ
Конечная тема работы «Психология масс и анализ человеческого Я» придает термину анализ значение разъединения Я с тем, что Фрейд обозначает как «die Menge»: общее мнение множества, недифференцированное смешение, компактное, анонимное и синкретичное большинство сообщества. Таким же образом, как отрицание – это первый шаг в автономии мышления, разрыв с «Menge» – первый шаг индивидуальной психологии, необходимый этап субъективации Я. Но одних только разрыва и отрицания не достаточно. Dichter должен «преобразовать реальность», придумать ее, как это пишет J.M.Rey (1984) по поводу разрыва Фрейда с Юнгом, и из необходимости, которую берет на себя первый, стать историком психоаналитического движения. «Миф, пишет Фрейд, это шаг, который позволяет индивиду отъединиться от психологии масс. Первый миф был, без сомнения, психологическим мифом, мифом о герое. Объяснительный миф о природе появился позже. Поэт, который сделал этот шаг и, таким образом, силой своего воображения отделился от толпы, умеет однако найти обратную дорогу к ней в реальности… Поскольку он ходит туда-сюда, чтобы рассказать этой массе о подвигах своего героя, плодах своего воображения. На самом деле этот герой – он сам. Он спускается таким образом до реальности и поднимает своих слушателей до высоты воображения. Слушатели, которые знают поэта, могут идентифицироваться с героем через такое же ностальгическое отношение к примитивному отцу». Таким должен быть героический образ создателя, который Фрейд принимает на себя через свой разрыв с Флиссом, потом с Юнгом. Как герой, поддерживаемый любовью своей матери в этом риске, так же и Алин в группе женщин сможет первой, поддерживаемая переносом и работой сепарации, которую осуществляем мы с коллегой, порвать с общим смыслом группы, пренебречь отвержением, которому группа предает «изменниц», отделяющихся от психологии массы и подвергающих тем самым опасности бессознательные договоры и альянсы, позволяющие им держаться вместе.
3. АНАРХИЧЕСКОЕ ВЛЕЧЕНИЕ Если бы надо было искать инстинктивную основу отрицания разрыва в сообществе, мы могли бы ее найти в аспекте действия инстинкта смерти: особенно в аспекте третьего течения, его составляющего, в котором он действует на службе у жизни. N.Zaltsman (1979) квалифицировала это движение инстинкта как анархическое, цель которого не сведение к безжизненности, или к разрушению, а движение к индивидуации: «Инстинкт жизни, пишет она, действуют против установленных форм жизни, и способствует ее обновлению. Инстинкт смерти действует как самая индивидуальная анархическая выталкивающая сила против нивелирующего эффекта социальных норм». Против социальных норм и, более конкретно, против бессознательных смертоносных альянсов и договоров, которые нас втягивают в плотность переполненности и избытка связи.
4. АНАЛИЗ ОТРИЦАНИЯ И ЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В ТРАНССУБЪЕКТИВНЫХ СООБЩЕСТВАХ На основе анализа процессов и образований психической реальности в транссубъективных сообществах, я развил гипотезу, согласно которой, часть психической реальности отдельных субъектов подчиняется таким сообществам; я выдвинул следующие предположения: – Связь в Сообществах основывается частично, на отрицании: исходя из отсутствия связи (нет-связи), свойственного полному отрицанию, из операций отсоединения, отрицания и отказа. Таким же образом, познание объекта и мышление формируются, исходя из не-объекта (Бион) и отрицания (Фрейд). – Если связь образуется отрицанием, то отрицание индуцируется самой связью. Установление и поддержка связи производит неполное отрицание и вынужденное отрицание, чтобы защитить саму связь и интересы (разные и идентичные) своих субъектов. – Не все отрицание может быть поглощено, растворено, трансформировано связью и работой психики, которая, с ним осуществляется; подобным же образом мышление может мыслить только та часть отрицания, на которую она опирается и на которой основывается. Существует непримиримый остаток, который может быть репрезентирован, не будучи истощен мышлением. – Я ввожу понятие договора об отрицании, заключенного субъектами связи как модальность бессознательного альянса, образованного на основе отрицания с помощью эффектов отрицания. У этого договора имеется несколько задач: перерабатывать отрицание, бороться против некоторых из его составляющих, отрицать отрицание, ограничивать производство и эффекты отрицания, защищать некоторое состояние связи или деятельности связи, усиливать позитивность связи. Договоры об отрицании – это договоры, заключенные одновременно за отрицание и против отрицания. – Работа отрицания осуществляется, с целью выхода из связи, составляющие части которой, отчужденные и смертоносные, препятствуют способности связи и инстинкту жизни. Анализ положения субъекта в Сообществах имеет целью узнавание деятельности связи, удерживающей вместе субъектов связи и саму связь в функциях, которые она выполняет для своих субъектов. Анализ работает над распутыванием того, что было отчуждено для субъекта в общих бессознательных отрицающих договорах, альянсах, контрактах и образованиях. Перевод c французского: Елена Фирсова, Иркутск [1] J.Laplanche, 1987 а, с.89-90, который обращается по этому поводу к тексту Lacan (1953): «Бессознательное это та часть конкретного трансиндивидуального дискурса, которой не хватает индивиду для восстановления непрерывности его сознательного дискурса» [2] Я использую здесь, в этом контексте, понятие Knotepunkt, точки пересечения серий или нитей мысли в ассоциативной цепи. [3] Недавний анализ G.Rosolato (1987) о Жертве вносит вклад в анализ этих связующих образов в транссубъективных Сообществах. [4] Именно этой перспективе я следовал в своей работе об Идеологии (1980). [5] В рамках теории техники анализа транссубъективных сообществ. [6] См. в этом издании главу G.Rosolato. [7] Я представляю анализ этой проблемы в работе, посвященной внутренней группировке истерички и ее отношению к группе (1985 а), и объединениям через симптом в организациях (1987 с). [8] A.Missenard и Y.Gutierrez в своей главе настоящего издания подчеркивают более полное стирание, обращенное на человека. [9] См. исследования R.Roussillon (1987) и P.Fustier (1987), посвященные институциональным пространствам и фантазийной инфраструктуре организаций. |