Первоисточник:

Сборник FAMI LIES IN TRANSFORMATION. A Psychoanalytic Approach (pp. 21-39) London:  Karnac

Слово идентификация является многозначным; это не совсем одно и то же:  идентифицироваться с энтузиазмом соседа, когда его любимая футбольная команда забивает гол, и идентифицироваться с этикой и принципами  своих родителей. И все же в обоих случаях речь идет об идентификации.

Психоаналитическое  приложение данного понятия  отмечено  сложностями, и в то же время оно  дает  нам ощущение  серьезности и значимости, потому что от идентификации зависит, что будет делать ребенок с наследием, оставленным ему его предками. Это определяет  его будущее. Я решил рассмотреть данную проблему через описание вместе идентификации и интерсубъективности.

Теория и практика интерсубъективности показывает, что психика  двух и более субъектов функционируют таким образом, что  они воздействуют друг на друга на нескольких уровнях:  на уровне аффектов,  на уровне желаний  и на уровне  судеб. Субъекты подвержены взаимному влиянию психических  состояний друг друга, чувствуют    влияние и ответственность  за состояние другого. Идентификация играет активную роль в этих взаимодействиях; резонируя  с кем-то другим, мы ставим себя на его место и отождествляемся  с тем, что он переживает; чтобы понять кого-то,  мы испытываем то, что переживает этот человек  внутри себя. Но в то же время оба  вовлеченных во взаимодействие субъекта считают себя разными людьми и понимают, что находятся в различных эмоциональных состояниях.  Иначе они не могли бы понять друг друга.

Понятие идентификации  шире, чем сопереживание, хотя эти два понятия   имеют много общего. В ребенке идентификация - это не просто непосредственный процесс, который приходит из ниоткуда; это  процесс длительный, подразумевающий  развитие и насыщение эго, модифицирующий его так, чтобы  он мог включить в себя аспекты функционирования личности другого. Мы не можем отождествлять себя с кем-то другим, не будучи  связанным  с этим человеком, с тем, что он выражает или показывает. Ребенок будет идентифицировать себя с родителем таким же образом, как и родитель идентифицирует себя с ребенком. Это означает, что родитель бессознательно предлагает личную модель для идентификации, а  он или она выйдут из этого процесса глубоко затронутым  и даже изменившимся. Это то, что можно назвать интроективной идентификацией.

В любом случае, проективная идентификация предшествует  интроективной идентификации.  Для того чтобы быть способным интроецировать  какой либо аспект другого и включить его в свою личность, субъект должен быть  связан с этим  другим, иметь возможность  рассматривать его близко, включать его в свой мир и в конечном итоге предполагать, что он разделяет аналогичные принципы, давая ему определенное количество своих собственных элементов. Без этой предварительной работы, было бы трудно интроецировать, а затем идентифицироваться  с любой из его личных характеристик.  Проективная идентификация  является основным механизмом общения. В этом  диалектическом  процессе проявляется оральность.  Идентификация с другим подобна съеданию его; в этот момент активизируется  каннибалистический инстинкт. Переваривание  субстанции, которая  является другим, представляет собой

биологическую модель, которая метафорически подчеркивает, что интроекция подразумевает интеграцию другого в себя, через его усвоение и встраивание  в собственное вещество. Более того, хорошо известно, что люди, принимающие участие в ритуальном каннибализме, думают, что, делая это, они вбирают в себя качества человека, которого едят.

Однако оральность  не означает просто “пожирание” другого. Это должно быть сделано с удовольствием. И действительно, интроективная (мутационная) идентификация-единственное, что может обеспечить удовлетворение. Эта пищеварительная метафора позволяет понять, что этот процесс требует времени и комфортных условий. Если интроекции другого делаются поспешно, ненасытно, что происходит,  когда   по отношению к другому сильно ощущаются амбивалентность и зависть,  когда мы хотим ассимилировать и вести себя подобно другим, чтобы успокоить эту зависть, то эти условия не позволяют идентифицироваться;  это то, что мы называем инкорпорацией. В этом случае интроект становится инородным объектом внутри себя, где он сеет хаос. Иногда есть  просто имитация другого, потому что имитация - это самое простое, что можно сделать,  субъект на самом деле не чувствует другого под своей кожей, а просто говорит и ведет себя как он; все это кажется ложным.  Позднее я вернусь к этому еще.

ТРИ СИНТАКСИЧЕСКИЕ ФОРМЫ

Я думаю, что было бы полезно напомнить себе, что слово идентификация имеет три формы, зависящие от грамматической вариации  глагола идентифицировать: атрибутивную, рефлексивную и пассивную.

Атрибутивная: "идентифицировать кого-то или что-то”. Движение центробежное. "Я идентифицирую  вас с собой", " я идентифицирую вас с кем-то, кто не является мной, но является частью меня”. Субъект активен, другой пассивен. Я бы назвал это "идентификация первого рода".

Рефлексивная: "идентифицироваться  с". Движение здесь центростремительное. "Я идентифицируюсь  с тобой”. Это "идентификация второго рода".

Пассивная: "идентифицировать вас с третьей стороной"” Эта форма относится к трем людям, где один  активный -  это другой; один пассивный -  второй, который является субъектом, который является объектом идентификации; а третий тот, кто явно не присутствует, но в конце концов является основным, как в примерах: “мой друг отождествляет меня со своим крестным отцом”, “мой друг относится ко мне и любит меня так, как будто я – крестный отец”, “я идентифицирован  с кем-то, кто видит во мне какое-то третье лицо ”, или проще , “... кто думает, что я похож на его крестного отца”. Это "идентификация третьего рода".

Возможны несколько комбинаций, например, " ты относишься  ко мне как к  ребенку [или как к собаке]”. Субъект приписывает другому поведение, которое находится в определенной связи с самим субъектом. Он приписывает намерения другому (проективная идентификация).

Значительное большинство аналитиков ограничиваются разговорами о рефлексивной  идентификации ("я идентифицируюсь с...”). Другие упоминают широту и важность проективной идентификации, которая относится к атрибутивной форме. Но те, кто чутко относятся к тому, что кто-то  может быть  идентифицирован  с третьей стороной, а так же те, кто считают важным эффект трансгенерации, встречаются редко.

Обычно привлекаются три или более поколения и  участвуют три человека. В этом случае родитель идентифицирует своего ребенка с одним из своих внутренних объектов, и это утверждает представительство  прародителя или предка. В этом виде идентификации, то, что часто вступает в игру – это  влияние и связь с этим объектом предков, которого родитель пытается найти в ребенке, который, со своей стороны, остается пассивным. Сначала, это просто перемещение представлений бабушки или дедушки на ребенка (”я думаю, что вы похожи..."). А позднее, через индукцию и внушение, родитель старается изо всех сил сделать ребенка таким же, как это третье лицо.

В результате – энергия  этого назначения (предназначения) вызывает рефлексивную идентификацию ребенка, который в конечном итоге становиться  “похож” на этого прародителя или предка.  И это, как мы понимаем,  не сознательный процесс.

При идентификации с объектом предков,  стоит говорить  о новой форме идентификации-отчуждающей. Ребенок идентифицируется с позорным и тайным объектом родителя, который когда-то  был вовлечен в неизлеченную травму. Это открывает новую главу: отождествление с негативом, с чем-то невообразимым, что создает пустоты, расколы и вакуоли в эго и это именно то, что отвечает за расстройства мышления ( нечто немыслимое). В этом случае другой дает субъекту приказ, запрещающий ему хотеть знать больше, чем говорится, или ставить под сомнение то, что слышит субъект. "Так оно и есть!".

Угрозы в целом очень убедительны, но и соблазнение тоже убедительно, как в случаях, например, когда им  пользуются мошенники. Например, мошенник должен использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы внушить убежденность пожилой женщине, доверить ему все свои сбережения, чтобы он мог вложить ее деньги в высокодоходные операции, как говорит он. Она воображает себя богатой, идентифицируясь  с кем-то, кто делает легкие деньги, и таким образом интегрирует в себя способ мышления, который, в конце концов,  не является естественным для нее. Она проводит отчуждающую идентификацию, не представляя себе  того насилия, которое  лежит в основе обмана и кражи.

Это происходит без давления, тихо-тихо. Временный вывод мог бы заключаться в том, что три формы идентификации, атрибутивная, возвратная  и пассивная,  движутся вместе в одном процессе, атрибутивная форма часто приводит в движение пассивную форму, а затем возвратную.

НАЗЫВАНИЕ (НАЗНАЧЕНИЕ)  ДО ИДЕНТИФИКАЦИИ

Семья дает первичный импульс: ребенок должен дать возможность  родителю занять  место в качестве родителя, прежде чем он мог бы что-то вложить в него, а затем идентифицироваться  с ним. Здесь имеет место идентификация третьего рода.  Для того чтобы это произошло  мать должна назначить отца тем, кто создал ребенка вместе с ней. “Это твой отец". До этого отец представляется ребенку недифференцированным от других. В этот момент у него появляется лицо, идентичность. Но этого недостаточно для признания отца в его функции. Ему придется проявить себя. Рано или поздно ребенку нужно будет знать, что отец спокоен, тверд, может  протестовать и способен отказаться от своих собственных контр эдипальных или детоубийственных желаний, иными словами, что он сам создает закон.

На практике мы можем четко  видеть, что отец, который был отречен  матерью от своих функций (или наоборот), может быть отвергнут детьми, когда они молоды или подростки; в такой ситуации  трудно говорить об отце как об образце для подражания.  Такая ситуация может спровоцировать насилие в семье, презрение и унижение, а также отсутствие уважения, хотя я думаю, что если уважение к родителям - это то, о чем ребенку надо  буквально напоминать, значит  хаос уже существует.  В таком случае родственные связи уже находятся под угрозой. Потому что уважение - это то, что показано, это то, о чем  нельзя просить или провозглашать. Один из вариантов приводящий к  насилию заслуживает нашего внимания: гипер-возбуждение в отношениях и пропитка их чувственностью.

Иногда, если ребенок думает, что его отвергают или если его чувства слишком робкие, ребенок будет искать родителя и его любовь. Не редко бывает так, что родитель, опасаясь утраты влияния на ребенка, пытается вновь завоевать его, предлагая большую дозу эротики, граничащую иногда с инцестом или даже попадая в него.

В других случаях происходит обратное. Видя, что родитель обесценился, ребенок может чувствовать себя ближе к нему и проявлять внимание и уважение, что в свою очередь помогает идентифицировать себя с родителем. Ребенок может чувствовать боль за состояние, в котором находится родитель, может понимать, что в родителе есть качества терпимости, терпения и сильной воли, и ребенок хочет исправить “несправедливость”, предложив свою любовь. Беспокойства  о ком-либо  было бы  достаточно, чтобы попытаться помочь; идентификация не так уж необходима, она может даже смущать (обескураживать). Испытывая искушение идентифицироваться с девальвированным родителем, ребенок  может эротизировать свое промежуточное положение (маргинализацию) и свое падение. Результатом  этого будет предрасположенность к мазохизму. Означает ли это, что нас заносит от эмпатии  к чувству привлекательности? От созидания  себя к самоуничтожению?  Не оставляет ли желание справедливости дверь открытой,  позволяя  использовать себя в качестве инструмента?

Мы понимаем, что идеализация родителя усиливает возвратную (рефлексивную) идентификацию, хотя  именно амбивалентность ненависти и любви или, более конкретно, враждебность по отношению к объекту является решающей, и это, в свою очередь, вызывает чувство вины. Но эта борьба была бы намного  более жестокой, если бы конструктивный нарциссизм еще не наполнил последнюю связь и не сформировал принадлежность к семье. Ребенок не может хотеть спать с  подобным себе родителем. Он отказывается убивать  другого, с которым он так схож. Это все равно, что спать с самим  собой и убивать себя. Ребенок заключает  прочные союзы со своими родителями: он получил идеал; он не может рисковать и бездумно отказаться от миссии, которая была ему завещана, что льстит ему и призывает его к ответственности. Эти прочные альянсы с родителями порабощают его и лишают любого движения. Ему остается  только одно ... фантазии.

Но, думая об интерсубъективности, следует подчеркнуть тот факт, что такая расстановка задается  и переустанавливается интерсубъективностью между родителями и, в более широком масштабе, между различными членами семьи. Их фантазии, защиты, коллективные аффекты и рассказы (нарративы) интенсивно  участвуют в этом позиционировании. Мать идентифицирует отца (называет его) как прародителя ребенка, а отец, в свою очередь, называет мать. Их акт приветствия делает ребенка способным изменять, усваивать и преобразовывать исходные данные, которые он получает.  До этой предыстории взаимного признания каждый родитель  идентифицирует другого как способного быть подходящим образцом для подражания для ребенка. Родители используют атрибутивную идентификацию, особенно чтобы передать наследие, которое они могут использовать в качестве модели, чтобы помочь ребенку развиваться. В то же время они идентифицируются с тем, как ребенок видит их, чтобы лучше адаптировать свою атрибутивную идентификацию и изменять ее по ходу. Таким образом,  они имеют возможность находить самые подходящие ответы  под потребности и желания своего ребенка.

Так  же как признание взаимно, идентификация тоже всегда взаимна. Мы понимаем, что то, что мы обычно называем ожиданием функционирования в отношении субъекта, подкрепляется опознавательными знаками, которые соответствуют  бессознательным объект репрезентациям. Отец, так же как ребенок или мать, должен иметь конкретные ответы на ожидания других  и соответствовать им. Игнорировать это значит оставлять себя уязвимым и быть полностью парализованным разочарованием, когда реальность не соответствует ожиданиям, которые слишком часто идеализируются.

Этот мультиканальный взгляд на идентификацию, когда мы  классифицируем ее по трем типам, которые соответственно являются атрибутивным, рефлексивным и пассивным, и в то же время,  когда мы рассматриваем  ее  с учетом этих фантастических взаимосвязей, является довольно сложным, но в тоже время, и более уместным,  и  часто  лучше  помогает при анализе как семейных, так и индивидуальных случаев. Все чаще мы видим насилие в семьях  или отречение от родителей в клиниках, и это означает, что мы должны попытаться оценить и определить функционирование с помощью других методов, отличных от тех, которые использовались в прошлом.

МЫШЛЕНИЕ, ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТЬ И СВЯЗЬ

До сих пор мы рассматривали интерсубъективность, сосредоточив внимание на взаимодействии между  процессами  обозначения (называния) и идентификации. Следует отметить, что для ряда аналитиков  интерсубъективность представляет собой преимущественный способ психического функционирования,  и относится к широкой  области работы. Наш подход касается родственных и семейных связей. Здесь под угрозой находится сама специфика этого подхода.  Не смотря на то, что  разговор об отце, матери и ребенке выходит за рамки понятия субъекта, для тех, кто изучает связи  ясно, что как только мы ставим двух субъектов  на один уровень, не отдавая предпочтение тому или другому, наш образ мыслей уже отличается от представлений  психологии солипсизма.  Очень провокационно в свое время  сказал Лебовичи (1983), что” не мать делает ребенка, а ребенок делает мать"; привязанность ребенка и его потребность в уходе стимулируют или пробуждает материнский инстинкт в матери. Концепция инстинкта кажется устаревшей. Интерсубъективность между матерью и ребенком активизирует внутреннюю модель, действующую в матери, которая сама по себе вдохновлена ее собственной связью с собственной матерью и другими материнскими фигурами.

Этот способ  мышления отличается от некоторых других подходов. Введение в психоанализ концепции субъекта усиливает солипсическую  перспективу, тем более что она может с полной легитимностью представлять идеалистическую позицию, в которой именно субъект будет формировать объект и реальность, и даже создавать их. Но эта концепция находит неопровержимый ответ: для того, чтобы появился какой-то субъект, нужны другие субъекты, которые бы  его сформировали. Действительно, как только процесс идентификации достигает зрелости, субъект получает достаточную самостоятельность, чтобы отойти от первоначальных субъектов, которые его сформировали, но он остается глубоко и навсегда связанным с ними. С тех пор субъект ориентирован на них, потому что в его психике он сформировал действующие внутренние модели (OIM), согласно Боулби ( Bowlby 1969), а так же  различные представления, необходимые для того, чтобы быть, говорить и взаимодействовать с другим (Stern, 1985).

В отличие от понятия субъекта субъективность полностью совместима с нашей концепцией интерсубъективности. По большей части  бессознательная, субъективность-это направление, которое позволяет нам находиться в диалоге с  собой и с объектами нашей внутренней группы, и с теми объектами, которые находятся в диалоге друг с другом. Это дает нам удовлетворение, удовольствие, которое, безусловно, является аутоэротическим.  Возможно,  это происходит так, что мы представляем  себе, что мы являемся кем-то другим, кем-то, кто может  говорить с нами,  кто может помогать  нам понять, что происходит, критикуя нас, если это необходимо, предлагая пути выхода или решения, если оказывается, что мы застряли.

Рефлексия, а также  разворот к себе и другим  имеют здесь преобладающую функцию, как это выделил Фрейд  в своем  шедевре «Инстинкты  и их превратности» (1915c). На самом деле имеет место двойной разворот: от другого к самому себе и от садизма к мазохизму  например. Когда кто-то чувствует глубоко внутри себя страдание, которое его садизм вызвал в другом, то внутри  него появляется субъективность.

Винникот (Winnicott, 1960, 1971) сделал особенный  акцент на идее входа в контакт с нашим истинным и аутентичным Я вплоть до предположения, что именно это,  в перспективе,  будет  являться главной целью  процесса  терапии.  Это станет возможным после  того как будет раскрыто  ложное Я, после того, как будут разоблачены его иллюзии  и выделены истинные представления о   наших вторгающихся  родителях.  Это является уникальным  и даже основополагающим  опытом  для пациента. Вход в контакт со своим внутренним Я  временно отчуждает человека  от внешнего мира, без полного, однако,  его игнорирования. Таким образом, это  способствует установлению различия между собой и другим. Более того, Винникот (Winnicott, 1960) считает, что каждый человек является  единственным и уникальным и что осознание своего реального Я является победой себя над самим собой.  Это Я берет свое начало   в сенсорно-двигательном  поведении каждого человека, и достаточно хорошая мать может просто способствовать его появлению, тогда как мать, которая не так искусна,  не может этого сделать.

В другой работе Винникот (Winnicott, 1971) порадовал нас этой программной фразой: быть одиноким в присутствии другого.

Вот  одна из причин, почему мы предпочли бы говорить об интерсубъектных связях: связь,  на самом деле, значит гораздо  больше, чем  взаимодействие между двумя субъектами, переплетающимися своими проективными коммуникационными  идентификациями.

Это  та структура, которая поддерживает развитие их взаимодействия,  аналитический третий (Огден, 1994).

Внутренняя фантазия усиливает эту  связь; она разворачивается  как только два субъекта вступают в  отношения. Эта связь пронизана  мифами, такими как семейный миф, а также серией представлений, которые заставляют работать психику каждого: семейное я, общие идеалы и суперэго, которое само по себе имеет отношение к устройству общества, привычкам, верованиям и семейным традициям. Говоря о третьем аналитическом элементе связи, я хотел бы использовать следующую метафору: свод(купол) связи. Это мобильный набор бессознательных продуктов, которые также возникают при  любых  наших отношениях, будь то отношения  с друзьями или с профессионалами.

Давайте рассмотрим  для примера компанию, в которой мы работаем.  Легко увидеть, что каждое из наших бессознательных представлений проявляется здесь: мы видим в своем боссе - отца, в своем секретаре -  мать, в своем сотруднике - ребенка, а в основателе компании, чей портрет висит над столом босса  и взирает  на нас по отечески строго –своего предка . Концепция интерсубъективных связей приводит к идеи групп; в случае компании бессознательные альянсы, лояльность и идеалы делают нашу интеграцию возможной. Те, кто хорошо это понимают, - это те менеджеры, которые просят сотрудника действительно принимать участие в жизни  компании так, чтобы она стала второй кожей. Сотрудников просят проявлять лояльность и преданность иногда в ущерб своих личных потребностей; они должны брать себе в качестве целей повышение производительности и достижение  хороших результатов, установленных руководством так, как если бы компания стала их семьей. Вот почему история создания и развития  компании рассказывается всем, кто начинает работать в компании, и почему она рассказывается и пересказывается снова и снова.

В данном случае такой  знаменитый рассказ будет очень полезен.

Принадлежность к группе, в том числе к семье, может быть сформирована путем придумывания историй, которые, как и легенды, относятся к... семейным мифам. Именно поэтому каждый раз, когда  семья собирается вместе, рассказывается одна и та же история: она напоминает нам о нашей принадлежности и нашем месте в семейном древе, а также о наших часто тяжелых обязанностях и обязательствах по отношению к другим.

ОТ СВЯЗИ К РЕФЛЕКСИВНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ

И теперь у нас есть возможность  думать о семье и рефлексивной идентификации по-новому. Я (СЕЛФ), с помощью рефлексивной идентификации  трансформируется,  приобретая чьи-либо черты,  на самом деле, часто всего одну черту. Для того чтобы идентифицироваться  с  отцом и/или матерью, мы должны верить и чувствовать, что они - наши родители. Кроме того, аналитический третий, который представляет группу и интерсубъективность всей семьи, создает подходящие  условия для того чтобы идентификация смогла  произойти.  Почему?  Дух семьи, её ценности, её чувство собственного достоинства и её этика обнадеживают  нас и вызывают у нас  достаточно уважения и веры в семью.  Мы гордимся  и чувствуем  себя частью  семьи таким образом, что мы  обогащаемся   через идентификацию с этим духом и этими ценностями, а также с нашими родителями, которые поддерживают эти ценности и являются их гарантами.

Надо сказать, что подобный способ интерпретации рефлексивной и интроективной идентификации встречается не часто. Обычно,  говоря об идентификации с кем-то,  мы подчеркиваем тот факт, что она следует за конфликтом соперничества и ненависти ребенка к родителю. Я указываю  на склонность  к идентификации с другим, а  так же  с  группой, а затем  и на другое понятие: прямую идентификацию без конфликта, через практический контакт с другим.

Пришло время ввести новый отличительный признак: идентификация через единство/преемственность ("Continuty") и близость (Eiguer, 2002). «Continuty» представляет собой  настройку  первичной связи через осмос кожа к коже: ребенок отождествляется с преданностью(«devotion») своей матери, ее способностью вмещать (…to receivе), силой ее  Альфа-функции (альфа-установок)(«alpha elaborations») и тем самым создает основу  своей собственной субъективности. Здесь невозможно  отрицать функции чувств и ощущений, зрения и слуха. Фрейд назвал это  первичной идентификацией (1921c). Мелани Кляйн (Кляйн, Айзекс, Хейман, & Ривьер, 1952)(kindness) говорили о материнской доброте (доброжелательности), которая способствует созреванию внутреннего объекта ребенка. "Близость" фокусируется на управлении(ведении, сопровождении) и поддержке.

Мать испытывает глубокое чувство  беспокойства, даже страх потери ребенка в результате какого-нибудь катаклизма.  Способность  принимать  другого в активной пассивности зависит от  успеха идентификации через  единство: идентификация с женственностью матери через связь женственности девочки с фундаментальной женственностью. Девочка будет развивать и усиливать эту женственность. Мальчик будет использовать её своим собственным способом.

Было бы интересно соединить данные соображения  с размышлениями  Фрейда(1912d), в которых он подчеркивал, что процесс сосания представляет собой модель для любой чувственности:  для мальчиков и  для девочек: он заключается в проникновении в высшей точке удовольствия.

Вторая форма, идентификация через близость, подчеркивает ту форму контакта между объектами  связи,  при которой они остаются дифференцированными. Без этого не может иметь место ни позитивный, ни негативный Эдип. Это то, что мы называем эдипальной  конкуренцией, которая находит свое  завершение  в идентификации. Однако здесь есть  два замечания, которые имеют огромное значение:

1. 1. Между объектами, которые находятся в жестких тисках конкуренции, оправдываются любые  злонамеренные поступки, отвержение, презрение и измена.  Родители возможно и хотели бы положить конец этим неприятным играм и вызвать идентификацию ребенка посредством фрустраций, ограничений,  угроз, или оставаясь холодными, и подчиняясь  интересам общества. Но это часто является  фактором, который все усложняет,  потому что идентификация - естественный процесс и его невозможно навязать. Таким образом, под воздействием страха ребенок, в крайнем случае,  может подражать, но это не будет способствовать тому, чтобы какая-то черта  родительской личности стала его собственной. Как правило,  эти эксцессы оборачиваются против тех, кто их инициирует. Действительно, процесс идентификации через близость является  неприятным и  даже травмирующим для ребенка. Другой  способ, столь же сомнительный, который позволил бы добровольно укротить конкуренцию – использовать большое количество поздравлений и материальных удовольствий. В целом, кажется, что лучший способ гарантировать неудачу идентификации состоит в том, чтобы сделать слишком много: слишком много предлагать,  слишком много объяснять.  Возможно, именно это  является причиной того что в настоящее время появилось огромное количество детей, страдающих манией величия, у которых нет особых чувств  к окружающим.

1. 2. Наконец, важно упомянуть соблазнение родителями, соблазнение, которое следует  отличать  от подхалимства. Определенного рода соблазнение, кажется,  необходимым  для того чтобы создать условия для успешной идентификации. Для родителей важно найти баланс между  различными позициями, быть в состоянии отказаться от своих драйвов (стремлений)  и идентификаций со своими собственными родителями и предками: это будет вдохновлять  ребенка. Он возможно будет  рад принять свое происхождение и подстроиться к нему. Родитель чувствует себя защищенным этим аналитическим  третьим  и сводом (куполом)  связи (link's cupola), который содержит в себе и регулирует эдипальные страсти. В целом, свод (купол) - это то, что родитель должен действительно иметь в виду  и привносить  в игру.

МОБИЛИЗАЦИЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ В  ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Следующая иллюстрация позволяет  подчеркнуть эволюцию идентификаций в ребенке, достигшем половой зрелости, родители которого признали, что у них не было  надлежащего образца для подражания, который они  могли бы предложить ему. Не часто бывает так, что родители могут выразить это словами. У обоих родителей серьезные неврологические болезни, а их двенадцатилетний ребенок, Рене, имеет хорошее здоровье. У отца, Нестора,  доброкачественная опухоль мозга, которая  распространяется; она была диагностирована  приблизительно десять лет назад,  и это стало причиной другой проблемы; он страдал от пареза ноги в течение долгого времени. Недавно, после энного удара, у него появились  трудности в  речевой деятельности  и мыслительных процессах. У матери, Лидии, также  доброкачественная неоперабельная опухоль в мозжечке. У нее была металлическая пластина, вставленная на шейные позвонки, чтобы обездвижить их, потому что опухоль давила на кровеносные сосуды, что приводило к обморокам  и усугублялось  параличом  одной из рук. Ее болезнь была диагностирована во время беременности. Можно представить то беспокойство и страдания, через которые она прошла. Благодаря тому, что эти опухоли развивались медленно, семья смогла адаптироваться к каждому из  кризисов с удивительной гибкостью. Отец сменил работу,  открыв  вместе с женой магазин, но он мог  посещать его только тогда, когда позволяло здоровье. Несмотря на болезнь, ему удалось сделать так, что  магазин стал хорошо работать и чтобы семья жила  финансово комфортно.

Они попросили семейную терапию, так как переживают  по поводу будущего своего ребенка. Он - очень хороший мальчик, который кажется гипер-ответственным маленьким взрослым, он никогда не  жалуется, никого не осуждает,  ничего не просит для себя, по крайней мере  так было в течение первых нескольких месяцев лечения. Его родители  понимают, что они возложили  на сына слишком  тяжелую жизнь и  дают модель, которая не способствует его развитию.

Рене  долго не играет во время сессии, несмотря на предлагаемые игрушки. Он только рисует. Рисунки очень сложны и не оставляют пустого места на бумаге. Он рисует пейзажи, поля четко разделены и огорожены, на каждом  из них выращиваются разные культуры. На рисунке есть несколько тропинок. На одной стороне, в конце узкого пути, можно разглядеть очень маленький  домик  с трубой, из  которой вьется  тоненькая  струйка  дыма.

Обычно мы, оба терапевта (Даниель Кеменер и я), пытаемся интерпретировать рисунки согласно интерсубъективной психологии группы, даже если они созданы всего одним членом семьи. В этом случае мы думаем, что мальчик представляет себя, поскольку он видит себя и в то же время его семья видит его: как этот дом посреди сельской местности, он, кажется, живет изолированной жизнью в своей сложной семье, которая отмечена тесной связью между ее членами,  что делает  ее непроницаемый. Семья также находится  посреди далекого мира, достичь которого не так-то просто. Поля  вспаханы, нет ни кусочка свободного пространства: работа дает компенсацию за недостатки родительских моделей.

ТРАНСГЕНЕРАЦИОННЫЕ СВЯЗИ

Связи между членами этой семьи очень теплые; все трое помогают друг другу довольно заботливым образом. Кажется, что они полностью интегрировали  идею долга, но при этом у них совсем нет свободного пространства, которое позволило бы  поразмышлять  над ситуацией.

Бывает, что  Лидия кажется веселой и болтливой, но не перевозбужденной: в такие моменты  она  источает оптимизм и живость, которые означают, что тяжелые  ситуации временно забыты. В этом нет противоречия. Единственное, что могло бы заставить  ее захандрить, по словам Лидии, это разлука, даже не продолжительная, с  Рене или Нестором.  Мы часто  говорим о других родственниках. Они никогда не критикуются. Напротив, о них говориться  идеализированной лексикой, что выражает  их чувство сплоченности. Периодически, мать Лидии остается у нее, занимается повседневной работой по дому. Тогда,  освобожденная  от этих обязанностей Лидия сосредотачивает свое внимание  на магазине. Она, кажется, возвращается к жизни, становиться оживленной, то же самое происходит с отцом и сыном. В эти моменты  родители  и сын становятся детьми дома, беззаботными и испорченными. Это может быть ожидаемым регрессивным состоянием, которое дает нам некоторый ключ к разгадке понимания происхождения этой семьи, чье многообещающее будущее было разрушено. Интересно значение ребенка для этой пары. Поскольку наличие ребенка подразумевает отказ от собственного детства навсегда. Могли ли они управляться  с ним?

Нестор, будучи сам довольно больным, больше  волнуется за проблемы с сердцем  собственного отца (которому сейчас  девяносто лет), чем за свои собственные трудности. Он добавляет, что он не смог бы справиться со смертью своего отца.  Все эти многочисленные  признаки  семейной лояльности кажутся необычными в наши  дни; в то же время связи сохраняют  поверхностный характер, отвечая традиционным ценностям уважения к  старшим и довольно хорошо зашифрованным нормам поведения, доминируют подарки и обязательства благодарности даже за простые визиты и приглашения.  Пространство для автономных взглядов ограничено. Однако,   данная организация семьи  не позволяет появиться никаком сомнениям, и ни одна проблема никогда не упоминается родителями; тем не менее, в переходном возрасте молодой человек  начнет требовать немного большей независимости.

Когда родители говорят о том, как они видят интергенерационные  взаимоотношения в своих собственных семьях, они, кажется, говорят Рене, что он должен быть предан им. Таким образом,  они усиливают купол семейной связи. В действительности вывод, сделанный Рене, оказывается той реакцией, которая необходима, чтобы уменьшить вес ограничений, налагаемых  на него.

В целом, функционирование в разделенных клетках позволяет  семье получать необходимую  энергию для того, чтобы  иметь возможность  справляться с проблемами ухудшения  здоровья  родителей и помогать  друг другу в трудные моменты. Их стратегия адаптации совершенно  замечательна. Даже при том, что Нестор и Лидия раньше были интеллектуалами, они превратились во владельцев магазина, когда появились неврологические признаки и сумели справиться с довольно требовательной деятельностью несмотря на свою частичную недееспособность. Они, несомненно, были  связаны историей их происхождения, в которой несколько предков были в состоянии справляться  с трудностями очень хорошо и они меняли  страны или рабочие места с  таким настроем, в котором  семья на первом месте, а ностальгия по прошлому приукрашена.

Восстановлению этой семьи помогло нахождение  во время сессий множества воспоминаний, связанных с начальным кризисом.  Эти воспоминания приняли форму рассказов, которые с течением времени росли,  добавлялись  ранее забытые  элементы, посредством  эмоциональных  переживаний  во время пересказа, посредством  различных интерпретаций,  иногда довольно  противоречивых. В версии, упомянутой во время первой встречи, медицинские аспекты были видимыми, изложены немного механистическим образом и с большим количеством тревоги. Мы, терапевты, в это время испытывали  чувство неустойчивости, а также огромную печаль. Но из следующей версии, несколько месяцев спустя, мы узнали, что Лидия была первой, кто заболел в семье, это было во время беременности. Поскольку опухоль на  мозжечке вела к  парализации, она задалась вопросом, как она справиться  с рождением и заботой о новорожденном. Реакция Нестора, тем не менее, была для нее облегчением; он заботился о ребенке очень практичным способом. Мы  почувствовали, что   именно это на самом деле способствовало их близости. Когда была диагностирована его опухоль, два года спустя, он вынужден был прекратить заботу о ребенке. Шок был еще больше. Что бы произошло с ребенком  с двумя больными родителями? И вот, он рос и стал тем, кого  мы знаем теперь, тем, кто регулярно отказывается от своих собственных  желаний.

Но где мать находила силы, чтобы  помогать  своему  мужу? Достигнув самой  глубины отчаяния,  члены семьи успокоили свою вину отъездом прародителей, и это также подстегнуло их желание  двигаться вперед.  В течение долгого времени  в семье поддерживалась легенда  об отцовском “исключительном  клиническом случае”. Лидия говорила несколько раз о том времени, когда  она повернулась против  медиков, заявив о  небрежности с их стороны.  Она думала, что они ответственны за постоянство его симптомов,  и что врачи подвели ее мужа, потому что считали, что у него нет  никакого шанса, в отличие от нее, которая полагала, что этот  шанс есть.  Этот рассказ о прошлом перекликается с настоящим. Она подозревает, что врачи сегодня все еще питают тот же самый скептицизм, в то время как, мы,  терапевты появляемся, и этим как будто  разделяем семейное убеждение об улучшении состояния отца. Когда Лидия говорит нам об этом,  отец и сын соглашаются. Члены семьи и терапевты вместе становятся последователями того же самого культа верующих. Рассказы подкармливают  этот рост и питаются им.

Проективное движение (projective movement) усиливалось в тот самый момент, когда действительность была такова, что ее  трудно было принять: действительность тела, которое не  подчинялось контролю. Идентификационная модель казалась сверхдетерминированной  из-за укрепления  солидарности в иллюзии, а также из-за раскола в фузионном (примечание : «fusional» - fusion – психоаналитический термин, означающий уравновешенное единство жизни и смерти) контексте, но затем настал момент, когда Рене тоже регрессировал.  Когда он достиг возраста четырнадцати лет, ему диагностировали уродство позвоночника (кифосколиоз), из-за которого он  вынужден  использовать мебель и стены, чтобы сесть или встать. Он “слишком  быстро вырос  слишком много”, и это сделало его хрупким.  Эта болезнь внезапно сделала его  внешне каким-то  изношенным,  почти пожилым. Мы провели ассоциации с  жизнью его семьи. Теперь у него есть свое собственное физическое страдание. Он  больше не является единственным здоровым человеком в семье.  Позвоночник заставляет нас стоят прямо, для того, чтобы мы имели возможность смотреть далеко  вперед и чувствовать  себя уверенно; это - символ самооценки.

Даже при том, что его симптоматология была в основном анатомической, мы можем задаться вопросом, нет  ли здесь  некоторой идентификации с его родителями инвалидами:  не чувствовал ли он себя виноватым, будучи здоровым? Виноватым в том, что родился, когда у матери  диагностировали  опухоль? Виноватым в том, что внес свой вклад в отчуждение его родителей от прародителей?

МИРАЖИ

Сессия, которая проходила  спустя  три с половиной года после начала терапии, в то время, когда Нестор не смог принимать в ней участие из-за того, что он снова был в больнице,  позволила продвинуться в понимании  функционирования  этой семьи.  В это раз, когда  отец находился в больнице, в  отличие от  отношения к его состоянию  в другое время, мать и сын  выразили  серьезные опасения относительно его судьбы.  Прямо упоминался страх смерти.  У отца проявилось  множество осложнений после  последнего  довольно серьезного инсульта.

Мать рассказала  нам об  «ужасном» сне,  который она видела: врачи показали  ей тело  мужа и дали  небольшую его часть, бедро, которую  она забрала домой.  Дома она положила его в кастрюлю, чтобы приготовить.  Когда оно сварилось, она съела кусок.  После пробуждения, она испытала отвращение и растерянность.

Я интерпретирую это так: несмотря на ужасные аспекты сна, съедание  кусочка  мужа может представляться  выражением  ее желания  сохранить  его рядом с собой  и внутри себя.

После короткого молчания она говорит, что мои слова принесли ей облегчение.  Она так боится за него, ее так волнуют  его страдания!  Ей больно  даже представить, что он скоро умрет и что его тело  станет неузнаваемым.  Мысль о разложении тела того, кого  мы любили, касались и обнимали, ужасна;  это  означает забвение.

Она подтверждает,  что  этот  сон,  в некоторой степени,  отражает ее желание: сделать  своего  мужа неотделимым от нее и от  сына и убедиться, что  он никогда не оставит ее.  Она добавляет, что это пребывание в больнице оказалось длиннее других.  Затем Лидия объясняет, что она установила камеру безопасности в магазине, связанном с домом, чтобы Нестор, когда вернется  домой, имел возможность  видеть, что происходит в магазине и «развлекаться».

Теперь предметом обсуждения становиться  социальная жизнь Рене.  Он стал  подростком, он не одинок, но он предпочитает оставаться дома, даже во время школьных каникул.  Он подружился с людьми своего возраста, детьми друзей своих родителей.  По словам  матери, они обожают его.  И на самом деле, немного раньше, она организовала вечеринку для своего сына и этих молодых людей, мальчиков и девочек.  Они не хотели  спать всю ночь и остались в спальне Рене.  Мать, которая тоже не спала, приходила и смотрела за  ними время от времени и, кроме того, имела возможность снимать их.

Сына, похоже, не беспокоит   поведение  матери.  Он добавляет, что потом  они смотрели  этот фильм несколько раз вместе.  Это весело.

После данного  сеанса мой ко-терапевт рассказала  мне нечто, что произошло с ней во время сеанса.  В тот момент, когда мать говорила об отце, она думала, что она  видела, как он сидит на сиденье в терапевтической комнате.  Это было похоже на галлюцинацию, говорит она,  мимолетную,  конечно,  но  все же тревожную. Мы обсуждаем это совместно;  и  задаемся вопросом о значении   «наблюдения,  самонаблюдения   и состояния человека, находящегося под наблюдением».  Мы были поражены тем значением, которое уделяется внутрисемейному контролю, с точки зрения того, что  конфиденциальность здесь кажется подозрительной;  свобода -  разрушительной;  независимость -  душераздираемой.  Вспомните  о камере  безопасности в магазине;  о  вторжении  в спальню сына и о съемке молодых людей для развлечения.

Сын, кажется,  инкорпорировал  тревогу матери и смоделировал свое сознание (психическое состояние) таким образом, чтобы она не чувствовала себя одинокой.  Но все же  чувства долга Рене чрезмерны. Он живет так, как будто он несет  ответственность перед своими родителями, конечно,  но  ему также не по себе от давления, которое  оказывается на него, и которое является  разновидностью нежного террора.

В этом случае имела  место  инкорпорация, а не реальная  идентификация.  Она  является причиной появления нерепрезентативного содержимого.  Психика Рене обеспокоена проявлениями несвязанных и, следовательно, взрывоопасных аффектов, которые, возможно, вызвали микро-атаки на его тело.  Можно ли представить, что это могло бы быть причиной его соматизации?

В конце концов,  моя ко-терапевт с облегчением поняла, что то, что она испытала, - было  отображением  идентификации  с идеей камеры безопасности, и со стремлением семьи оставаться вместе, приклеившись  друг к другу, чтобы избежать разлуки.  Благодаря ее способности  к эмпатии, она почувствовала в себе эти желания, в момент вспышки общения  между матерью и сыном  во время их совместного  переживания беды.

Комментарий.   В тех случаях, когда мыслительный процесс  не  соединяется  с аффектом потери, то есть если он перегружен бета-элементами, которые вторгаются в интерсубъективность,  могут появляться  галлюцинации.  Это напоминает процесс потери права выкупа: то, что исчезло внутри, создавая вакуоль, появляется снаружи (Freud, 1912d).

Примечание: (биолог) вакуоль – пространство в центральной части клетки, заполненное клеточным соком, место накопления как запасных питательных, так и вредных веществ)

Зная все это,  мы можем выдвинуть мысль, что эта фузионная  установка, отмеченная жесткой хваткой ( tight grip – жестким контролем/ захватом: ВШ), способствовала эволюции этой семьи. То, что могло бы стать  проблемой  для других, когда  появились и  стали развиваться  обе  опухоли,  способствовало повышению жизнестойкости  семьи.  Этот случай  не следовало интерпретировать  обычными  критериями, а именно  исходя из представлений  об идеальной семье, поощряющей независимость  всех ее членов.  Терапевтический процесс, конечно же, сыграл свою  роль.  Мы  были  очень осторожны,  и с уважением  отнеслись к  их стилю взаимодействия, и мы искренне проговорили  им, что мы ценим то ласковое отношение, которое они питают  по отношению   друг к  другу.  Они часто испытывали   благодарность, признавая, что наши интерпретативные прояснения  помогли  им.  Иногда они говорили, что считают нас родственниками.  То,  что  Рене, наконец, смог идентифицироваться с фигурой отца, было не только потому, что там был я, но и благодаря  аналитической работе  нашей  терапевтической  пары.

Несмотря на то, что родители  являются инвалидами, их активная функциональность  передает дух родительства:  концепция обмена между поколениями здесь принимает очень специфический оборот (преданность в обмен на помощь со  взаимной ответственностью), и это усиливает понятие прецессии  поколений, подчеркивая воспитательный  аспект через этическое  обращения к  прародителям: свод (купол) связи.  Терапия позволила родительскому функционированию  развиваться дальше.  Во время последней сессии был отмечен контроль Лидии над подростком.  Во всяком случае, Рене теперь знает, как вести переговоры о своей свободе, избегая большого количества  конфликтов: ночь для молодых, невзирая на камеру.  Одиночество, несмотря на присутствие матери.

Наши контрпереносные переживания и аутоанализ для двоих, несомненно, способствовали этому прогрессу. Это было так  как будто нам следовало пережить в своих собственных телах  сепарационную тревогу и  влияние их аффектов. Таким образом, возможно, мы лучше поняли их послание, которое было чем-то вроде: «Для нас любовь сильнее смерти».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Из-за того, что в данной работе  акцент делается на ценности интерсубъективности, понятие идентификации подвергается  известным  расширениям.  Кроме того, она показала себя как узловой  механизм  психического функционирования.  И именно это является  причиной его энергии и динамики.

В первую очередь, идентификация представляет собой процесс, который  касается не только самого человека, но  также как  и  других лиц, с кем  этот человек идентифицируется. Для достижения рефлексивной идентификации, субъективность  человека должна быть определяющим фактором, и его психическая автономия должна быть достаточно зрелой, чтобы признать себя отличным  от других.

Все три типа идентификации являются активными, и каждая  из них также  необходима, как и другая.  Идентификация происходит в непрерывности ("сontinuty" - преемственности) или близости с  другим, и именно  интерсубъективность создает условия для ее завершения.

Перевод с английского:  Воробьева Елена, Иркутск

ССЫЛКИ

Bowlby, J. (1969). Attachment and Loss: Vol. 1: Attachment. London: Hogarth and the Institute of

Psycho-Analysis.

Eiguer, A. (2002). L’Eveil de la Conscience Feminine. Paris: Bayard.

Freud, S. (1912d). On the universal tendency to debasement in the sphere of love (contribution to th

psychology of love II). S. E., 11: 177-190. London: Hogarth.

Freud, S. (1915c). Instincts and their vicissitudes. S. E., 14: 109-140: London: Hogarth.

Freud, S. (1921c). Group Psyhology and the Analysis of the Ego. S. E.,18: 65-144. London: Hogarth.

Klein, M., Isaacs,S., Heimann,P., & Riviere,J.(1952). Developments in Psychoanalysis.

London: Karnac, 1989.

Lebovici,S. (1983) L’Enfant, la Mere et son Psychanalyste. Paris: Le Centurion.

Ogden,T.(1994).  The analytic third: working in inter-subjective clinical facts. International Journal of

Psychoanalysis, 75: 3-19

Stern,D.N.(1985). The Interpersonal World of the Infant. A View from Psychoanalysis and

Developmental Psychology. New York: Basic.

Winnicott, D.W.(1960). Ego  distortion  in  terms  of  true  and  false self.

In: D.W.Winnicott, The Maturational Process and the Facilitating Environment (pp. 140-152).

London: Hogarth and the Institute of Psycho-Analysis, 1965.

Winnicott, D.W.(1971). Playing and Reality. London: Tavistock.