Глава пятая

Брак как психологический контейнер

Уоррен Колман

Первоисточник:  Сборник "Psychotherapy with Couples/ Theory and Practice at the Tavistock Institute of Marital Studies".  Editor Stanley Ruszczynski. СHAPTER FIVE Warren Colman Marriage as a psychological container. (рр.71-96)  London: KARNAS BOOKS

Я часто задавался вопросом, почему “долгосрочная терапия” имеет разное значение в семейной и в индивидуальной психотерапии. Сроки последней нередко растягиваются на пять и более лет. Мой опыт говорит о том (и это касается всей моей практики в Тавистокском Институте Исследований Брака), что проходить терапию сроком более трёх лет для пар крайне несвойственно, я знаю лишь несколько случаев преодоления парами рубежа в пять лет. Тем не менее, наша работа основана на тех же психоаналитических принципах и методах, что используются в индивидуальной терапии. Почему, в таком случае, эта различие существует и что оно говорит о двух частично совпадающих терапевтических подходах?

Я бы хотел применить этот вопрос о различии между семейной и индивидуальной терапией как индикатор того, что я подразумеваю как отличительную черту семейной терапии, – её целью является содействие потенциалу брака быть психологическим контейнером для индивидуумов внутри его. Иногда, конечно, в процессе терапии становится понятно, что это невозможно, и дальнейшая работа направляется на содействие паре в расставании. Случается, что пары приходят на терапию уже приняв решение разойтись и нуждаются в помощи воплощения этого решения в реальность. Тогда встаёт вопрос о горечи потери брачного контейнера или, как минимум, потери надежды на то, что он мог бы быть. В любом случае, я нахожу это полезным как диагностическое средство иметь в виду следующий вопрос: cуществует ли контейнер, и если да, то как он функционирует?

Факт, что пары могут расходиться – указывают на очевидную разницу между семейной и индивидуальной терапией. При этом несомненно можно сказать, что индивидуальная терапия направлена на сдерживание внутри индивидуума, здесь нельзя найти эквивалент разбивке и разделению контейнера,  который для индивидуума будет значить психический распад, в то время как для людей в паре это может быть здоровой и полезной мерой.

Примем за аксиому тот факт, что люди  нуждаются в чувстве сдерживания для возможности действовать творчески (и я вернусь к подробностям того, что это значит, далее в этой главе). Однако, есть много сфер, где это сдерживание может быть реализовано: работа, религия и творчество, например – и брак это только одна из них. Кроме того, возможность реализации сдерживания в разных сферах и, особенно, качество этих сдерживаний (является ли оно предоставляющим возможности или ограничивающим их) зависит от индивидуальной способности к внутреннему сдерживанию (интеграции). В этом смысле любые вневшие связи, такие как брак, представляют собой символическую реализацию внутренних ресурсов, но, конечно, справедливо и обратное. Внешние связи раскрывают внутренний потенциал. Это и есть raison d'être (смысл существования) в психотерапии и это также является психологической функцией брака. На протяжении этой главы я задаюсь вопросом о связях в функционировании внешнего и внутреннего, в результате чего привожу сравнение брака и психотерапии как два вида «терапевтических институций», при этом обращая внимание на разницу между семейной и индивидуальной психотерапией. Действительно, факт того, что терапевтические отношения между парой и психотерапевтом/психотерапевтами не единственное, что оказывает потенциально лечебное взаимодействие в кабинете в течение курса – является одним из главных элементов, на котором основано действие семейной терапии.

Эти соображения поднимают вопрос применимости лечения. Учитывая, что способность к взаимодействию – это внутренний ресурс, и что для семейного терапевта фокусом воздействия являются отношения как таковые («пациент – это брак»), может ли семейная терапия быть действенной с парами, не имеющими базового уровня внутриличностной интеграции и способности к сдерживанию? Если эти качества не развиты в достаточной степени, будут ли отношения, создаваемые внутри пары, неспособными предоставить материал для терапии? Некоторые крайне неустойчивые люди находят возможность вступить в брак, но не обладают базовыми ресурсами к построению отношений, которые семейный терапевт принимает как данность.

На практике многие такие пары проходят лечение. Это не столько вопрос выбора терапии, сколько вопрос диагностики. Такие пары нуждаются в своём роде “пре-терапии”: проделывается огромная часть работы, во время которой исследуются фундаментальные вопросы, касаемые отношений как таковых. В моей практике таким парам требуется уделять больше внимания тому, как использовать возможности терапии. Ни в коем случае нельзя считать, что эти пары знают, что подразумевается под семейной терапией только потому, что у них есть сложившаяся наивная идея о браке. При этом я принимаю как данность, что фокус терапевта на паре делает возможность добраться до предполагаемого расстройства более недосягаемой; это как раз может быть причиной того, почему подобные люди предпочитают семейную терапию индивидуальной, – последняя может быть для них слишком пугающей. Таким же образом много семейных терапевтов знают, что многие проблемы, которые представляются через сложности с детьми, есть, по сути, проблемы брака, но затронуть их напрямую и быстро может вызвать риск потери семьи от совместной терапии. После примерно двухлетней семейной терапии один супруг сказал мне: “У меня нет проблем, их нет вообще, моя единственная проблема – это она”. Это не всегда являлось его позицией, но случай наглядно демонстрирует, что могут возникать ситуации, когда терапия настолько болезненна для этого человека, что он воспринимает существование жены в качестве источника его проблем.

Я уже обращался к максиме “пациент – это брак”. Подразумевается, что фокус семейной терапии направлен на то, что создаётся между участниками пары, на отношения как таковые, а не внутренний мир отдельных людей. Это не значит, что внутренний мир не берётся в расчёт – далеко не так, но рассмотрение этого мира находится в области семейных взаимоотношений, и те его аспекты, которые появляются при трансференции⁵ пары и терапевтом, также, по определению, относятся к браку. Во время индивидуальной терапии, терапевт сознательно сводит к минимуму ограничения на процессы трансференции, в то время как в браке партнеры постоянно определяют между собой границы того, что может быть выражено внутри этого брака, таким образом, что "материал”, который доводится до терапии, в некотором смысле, предопределен. Он принимает форму взаимодействия внутри пары,  при этом действительно являясьпсихическим выражением процесса. Другими словами, в то время как индивидуальный терапевт фокусируется на внутреннем мире как таковом, и он обращается к взаимодействию между собой и пациентом, чтобы выявить это, акцент семейного терапевта делается на взаимодействии между парой как на самоцели. Там, где он обращается к transference, его вмешательства направлены на выявление аспектов супружеского взаимодействия, а не отдельных внутренних миров, которые его составляют. Он действительно заинтересован в общем внутреннем мире пары, но я думаю, что важно признать, что психическая жизнь людей слишком многогранна, чтобы найти выражение в супружеских отношениях – какими бы центральными в их жизни ни были эти отношения.

Это, по сути, одно из самых главных противоречий в браке — между автономным развитием личности и ее преданностью общему миру партнерства. Принятие ф акта, что это напряжение никогда не может быть разрешено, есть одно из главных неудобств, которое каждая пара должна обсудить на пути к установлению удовлетворительных отношений, которые обеспечивают "достаточно хорошее” сдерживание. Здесь опять же существует разница между индивидуальной и супружеской направленностью.  В то время как стремление индивидуума к целостности, или идивидуализации, направлено (в идеале) на более всеобъемлещее сдерживание  содержимого психики  в рамках интегрированного я, это не было бы желательной целью для супружеского контейнера, даже если бы это было возможно. Скорее, семейная ячейка должна, как это ни парадоксально, быть в состоянии сдерживать напряженность, возникающую из-за необходимости отдельных лиц развиваться как вне отношений, так и внутри них. Для того, чтобы полностью воплощаться в отношениях, потребуется отмена раздельности и индивидуальной автономии — противоположность индивидуации.

Возвращаясь к вопросу, с которого я начал: раньше считалось, что относительная краткость супружеской терапии предполагает, что это может быть более эффективной формой лечения, чем индивидуальная терапия. Как и большая часть терапевтического оптимизма, который процветает в первоначальном энтузиазме новых разработок, этот взгляд должен быть пересмотрен в свете вышеизложенных соображений. Дело не в том, что она более эффективна в целом, а в том, что она эффективна в конкретной, более ограниченной и менее основательной области. Безусловно, взаимоукрепляющий характер супружеских проекций может сохранить статус-кво в противовес самым усердным усилиям отдельного терапевта, но это лишь приводит к выводу о том, что в таких случаях супружеской терапии следует быть предпочтительной формой воздействия. Верно также и то, что удачным исходом супружеской терапии может стать обращение одного из партнёров к индивидуальной терапии.

Клиническая иллюстрация: мистер и миссис Блейк

Мистер и миссис Блейк обратились к психотерапевту с проблемой бесплодия, которая была диагностирована как психологическая. Миссис Блейк смогла зачать после первой консультации, и мы продолжали работать с ними на протяжении всей беременности.  Проблемным периодом оказался ряд выкидышей несколькими годами ранее, кульминацией которого стало преждевременное рождение ребенка, умершего еще в реанимации. Эти потери отразились для миссис Блейк в её непростых отношениях с матерью, в которых она чувствовала себя брошенной, и, для мистера Блейка – в фактическом отсутствии его матери, которая умерла в его раннем детстве. Ни один из супругов не был в состоянии горевать, оба были измучены чувством вины, и каждый из них боялся узнать в партнёре неудовлетворённость собственных потребностей в материнской заботе. Эти тревоги, их общая фантазия, дали начало отношениям, в которых миссис Блейк стала ущербным ребенком/матерью, которого мистер Блейк бесконечно, но c затаённой обидой пытался восстановить — есть их общая защита (Клулоу, Дернли и Балфор, 1986). Мы смогли оказать им значительную помощь в период протекания беременности, и, когда новорожденный благополучно перенёс ранние недели и остался здоровым, они решили закончить терапию. Однако несколько месяцев спустя они вернулись, и миссис Блэйк оказалась в тисках депрессии, близкой к психотической.

Несмотря на то, что это прошло и отношения супругов стабилизировались, как партнёров и как родителей, теперь стало очевидным, что опасения миссис Блейк об отверженности матерью имели более глубокие корни, чем у её мужа. Они были внедрены в общее качество материнской заботы, которую она получила в младенчестве и в ее внутренний воображаемый мир, в то время как ее муж столкнулся с более конкретными событиями в детстве, которым он был в состоянии найти определённое “место” в своей картине мира и скорбеть. Он был освобожден от необходимости принудительного ухода за женой, а она в свою очередь была свободна для начала собственной индивидуальной терапии. Хотя миссис Блейк определённо нуждалась в дальнейшей помощи, мы чувствовали, что важно завершить семейную терапию, поскольку обратное означало бы действовать в сговоре с их страхами разрыва, катастрофы разлуки и невозможностью мириться с этим. На последней сессии мистер Блейк сказал: “у нас прежние проблемы, только теперь мы можем говорить о них”. Возможно, это объясняется тем, что им помогли осознать, что в рамках их собственных отношений они являются отдельными людьми, испытывающими отдельные трудности, а также те, которые они разделяют. Теперь, когда это было определено и с этим не нужно было бороться, оба партнера чувствовали себя достаточно безопасно, чтобы позволить другому следовать своим собственным путем. Им не нужно было вдвоём (или ни одному из них) проходить терапию.

Комментарий: позитивное и негативное терапевтическое сдерживание

Вывод мистера Блейка служит хорошим описанием достижения удовлетворительного супружеского контейнера. Когда они покинули нас, чета Блейк не очень счастливой парой, и у них все еще было много трудностей, но мы, тем не менее, чувствовали, что как брачные психотерапевты мы добились максимального результата, возможного для них в тот конкретный момент времени. Мы смогли cнабдить их временным контейнером, на который пара привыкла полагаться, пока происходят необходимые перестановки в браке. Переход от супружеского союза двух к союзу трёх был чреват для этой пары, как и для многих других; либо в перспективе, либо в ретроспективе он является одним из основных кризисных моментов, побуждающих пары обращаться за помощью (Клулоу, 1982).

Хотя, как упоминалось ранее, семейная психотерапия не так часто длится больше двух-трёх лет, это несколько произвольно, и, конечно, не более чем эмпирическое правило. Я думаю, это связано с временным характером действия контейнера супружеской терапии. Cкладывается впечатление, что терапевтический контейнер  «заимствуется» на переходный период и должен быть отброшен относительно быстро, раньше чем способность пары использовать свои собственные отношения терапевтическим способом атрофируется или, как иногда случается, сеансы психотерапии становятся единственным местом, где эта способность может быть осуществлена. Если посмотреть с другой стороны, пары обычно хотят, чтобы терапия закончилась примерно в это время, возможно, потому что сдерживание легче интегрируется в существующие отношения, в отличие от индивидуальных потребностей пациента – либо адаптировать существующие отношения, либо создать новые. Достижения индивидуальной терапии являются, возможно, более гибкими и адаптируемыми: человек, как ремесленник, распоряжается собственными инструментами, в то время как принимающие помощь семейного терапевта больше похожи на промышленных служащих, использующих инструменты, предоставляемые фабрикой, то есть браком.

Здесь есть множество различных сценариев позитивного применения терапии как временного контейнера, который может стать результатом нескончаемой терапии, хотя они не являются обязательным фактором, отражающимся на длине терапии, скорее это о способе её применения. Предмет требует отдельной главы, но я упомяну две ситуации, в которой терапевт(ы) могут оказаться в тупиковом положении, спровоцированным бессознательным сговором. Этот тонкий процесс требует особо пристального внимания со стороны контртрпереноса⁶. Негодование, скука и разочарование в терапевте часто указывают на то, что что-то не так в том, как используется терапия, хотя эти аффекты, конечно, могут быть вызваны и другими причинами.

Это может быть, например, глубинная ненависть в отношениях, ассоциирующаяся преимущественно с завистью и нетерпимостью к необходимости, которую они пораждают. Это может быть тонко введено в действие при переносе на терапевта (терапевтов), которые могут биться за результат в течение многих лет, как поклонники Пенелопы, не подозревая, что все достижения дня становятся недействительны ночью.

Альтернативный сценарий, а также тот, что мне чаще всего встречается, это когда уже не существует брака для “сохранения” (если он вообще когда-то был), и пара использует терапию, чтобы предотвратить встречу с реальностью. Сдерживание, которое обеспечивается терапевтическими отношениями, может быть потом использовано как замена сдерживанию, которое было искомым и не найденным в браке. Это сильно отличается от использования терапии в качестве «временного контейнера» – опоры, пока необходимая ре-ориентация не произошла.

Последний пункт подводит меня к важному дополнению моего аргумента. Терапия, как индивидуальная, так и семейная, не только стремится содействовать контейнированию, но и обеспечивает его как одной из своих главных функций. Прежде чем перейти к клиническому примеру контейнирования в супружеской терапии, мне нужно более четко сформулировать, что означает эта идея, поскольку, как и многие полутехнические термины в психоаналитическом использовании, контейнирование используется несколькими частично совпадающими, но различимыми способами. Это действительно чаще используется в этом втором смысле, когда оно становится частью того, что терапевт предлагает — или должен предложить своим пациентам. Контейнирование является частью модели, которая извлекается из отношений матери и ребенка и возвращается обратно. Бион, с кого я начну, использует идею непосредственно, но я также должен сослаться на другие близкие концепции, такие как идеи Винникотта о холдинге, потому что эти идеи также тесно связаны с концептом брака как как контейнера.

Бион:

контейнер/контейнируемое

Модель контейнера/контейнируемого Биона происходит от его исследования истоков мышления. Он стремился объяснить недостатки в способности эмпирического обучения с точки зрения психической функции, которую он назвал "α-функцией" (альфа-функцией) и которую  намеренно оставил неопределенной (Бион, 1962а). Он полагал, что эта способность должна быть развита в младенце через первоначальные отношения с матерью, которая играет, как описал её Дональд Мельтцер, “педагогическую роль” (Мельтцер, 1988).

Функция матери состоит в том, чтобы сдерживать те аспекты переживаний своего ребенка — особенно негативные переживания — которые он вызывает в ней через свою проективную идентификацию. Должным образом, если она эмоционально доступна своему младенцу, она способна обработать эти проекции и осмыслить их с помощью своей задумчивости (мечтания, фенкции ревери, reverie). Они после этого будут доступными для ре-интроекции младенцем в доработанной, более терпимой форме (Бион. 1962b). В конечном счете, Бион предполагает, что функция контейнирования устанавливается в младенце и формирует основу для развития α--функции. Таким образом, начнём с того, что мать есть  контейнер, а младенец – контейнируемое: позже аппарат “контейнер/контейнируемое” сформируется собственно внутри психики ребенка.

Модель Биона дает четкое представление о том, как в психотерапии обеспечение контейнирования психотерапевтом способствует контейнированию в пациенте. “Равномерно распределенное внимание терапевта эквивалентно задумчивости (reverie) матери. Я возвращаю пациенту, через его интерпретации, те психические элементы, которые он смог обработать, тем самым повышая способность пациента думать и размышлять о своем собственном опыте. Конец анализа наступает, когда пациент развил способность к самоанализу, когда, в идеале, он усвоил аналитическую функцию, и внешний аналитик может быть отброшен. Институт психотерапии, в отличие от института брака, задуман как временный, и его успех продемонстрирован (по крайней мере, частично) его расторжением.

Аналитический контейнер

Модель контейнера/контейнируемого Биона часто приравнивается к идее анализа или терапии, которая сама по себе является содержащей средой. хотя Бионовское использование действительно более специфическое, ссылающееся к определенной функции, которую аналитик может выполнить для пациента. Идея анализа, предлагающего контейнер как таковой, больше связана со структурой аналитической установки, обязательством аналитика поддерживать согласованную структуру, фрейм. Особенности, которые составляют фрейм – это такие вещи, как регулярность сессий, защита от перерывов и вторжений и последовательность аналитической установки. Проблема здесь, по сути, касается границ: аналитик берет на себя ответственность за поддержание границ как вокруг, так и внутри отношений с пациентом, и эти границы образуют контейнер. Они создают пространство, в котором возможна аналитическая работа. Если пространство нарушается, то этому подвергаются и другие тонкие процессы, происходящие в нем.

Марлон Милнер описал фрейм как обозначение другого вида реальности. По ее словам, "именно существование этого фрейма делает возможным полное развитие той творческой иллюзии, которую мы называем трансференцией" (Милнер. 1955). Юнг, опираясь на символизм алхимии, сравнивал анализ с алхимическим vas hermeticum, запечатанным сосудом. Кроме того, он сравнил развитие трансференции с символическими представлениями алхимика о процессах, происходящих в сосуде с точки зрения брака Короля и Королевы (Юнг. 1946). Это rнапоминает алгебраическую нотацию Биона о вместилище и вмещаемом, для чего он использовал символы-обозначения мужского и женского пола ­– самка, содержащая самца (Бион. 1962a). В работе Дональда Мельцера "красота и творчество" источник вдохновения описывается как "брачная комната" (Мельцер, 1988).

Эти символические образы не следует путать с реальностью брака во внешнем мире, но они демонстрируют, что идея контейнирования является частью архетипической основы, психического пред-представления о брачных отношениях, и, наоборот, этот брак является весьма подходящим образом для символизирования процессов контейнирования.

Винникот: холдинг

Было предпринято несколько попыток сравнить концепцию контейнирования Биона с идеями Винникота о холдинге. Некоторые авторы (например. Шаттлворт. 1989) с трудом различают две концепции, другие же (например. Джеймс. 1984) настаивают на том, что они совершенно разные, хотя и тесно связаны.

Обе теории относятся к аспектам взаимоотношений матери и ребенка с одной стороны, и психоаналитической ситуации с другой. Однако. Винникот и Бион пришли к своим теориям отталкиваясь от совершенно разных позиций, или "вершин", используя выражение Биона. Это, я думаю, каким-то образом объясняет различные акценты, хотя на практике часто очень трудно различить, охарактеризовать ли конкретное событие как контейнирование или холдинг. В итоге, оригинальная ситуация «мать-ребёнок» описывает один и тот же круг явлений.

В то время как идеи Биона о материнстве были взяты из практики психоанализа со взрослыми, Винникот в значительной степени опирался на свой долгий опыт работы педиатором, наблюдая реальных матерей с младенцами. Он применил эти наблюдения к своей работе в качестве психоаналитика – явив тем самым полную противоположность подходу Биона. Поэтому не удивительно, что Бион склонен видеть матерей, как выполняющих психоаналитическую роль, в то время как Винникот склоняется тому, что именно психоаналитик, хотя бы частично, выступает в качестве своего рода матери. Идеи Биона представляют собой гораздо более активном процессе – мать, которая получает, обрабатывает (“переваривает”) и возвращает проекции младенца. Акцент Винникота, скорее, на матери, которая даёт возможность своему младенцу открыть собственное внутреннее существование по-своему и в свое время. Ее роль – защитная, справляющаяся ситуацией посредством эмоционально надежного присутствия, для того чтобы ребенок мог безопасно испытывать полную зависимость, и что освобождает его от развития  преждевременны[ функций эго (Винникот. 1960a).

Важно признать, что основной интерес Винникот был в  нормальных процессах развития, в то время как теории Биона были попыткой понять нарушения психотических пропорций. Однако, не стоит думать, что Виникот в своей идее предполагает пассивный процесс, когда вся работа проделывается младенцем. Несомненно, что мать должна быть чрезвычайно активно вовлечена в обеспечение именно правильного типа адаптации для ребенка. В своем применении к аналитической ситуации холдинг может включать интерпретацию глубочайших тревог пациента (Винникот. 1963b). Чего Винникот, однако, не делает – он не описывает процессы, происходящие внутри матери или психоаналитика: работу проективной идентификации. Кроме того, там, где первоначальный материнский процесс потерпел неудачу, необходимость в контейнировании и в холдинге — обеспечении безопасных условий и обработке проекций — резко возрастает, и именно такие ситуации вызывают неудачи в консультационом кабинете или в браке.

Описав основные взгляды на контейнирование в аналитических отношениях и то, как это взаимодействует с образами отношений матери-младенца, я хочу представить более подробный клинический материал. Пример, который я приведу, иллюстрирует, каким образом обеспечение контейнирования в терапевтических отношениях может в конечном счете способствовать контейнированию такого рода, который подходит для брака. Я оставлю до некоторого времени в стороне обсуждение характера супружеского контейнера.

Мистер и Миссис Холл

Мистер и миссис Холл обратились к семейной терапии из-за кризиса, который был спровоцирован мистером Холлом, имеющим роман на стороне. Каждый из них имел непродолжительный опыт индивидуальной терапии, но не нашёл ее полезной, и они чувствовали, что этот брак нуждается во вимании, хотя мистер Холл все еще глубоко сомневался, хочет ли он остаться в нем. Однако роман вне брака, по-видимому, подошел к концу.

Жалобы Холла были связанны с отдалённостью, замкнутостью и сексуальной незаинтересованностью его жены. Он также критиковал её материнские качества по отношению к их 3-летнему сыну, которого миссис Холл фактически бросила на попечение нянь и других помощников. Миссис Холл почти не выказывала чувства прямо, но описала, что была сбита с толку внезапным разрушением того, что она приняла за счастливый, беззаботный брак. Мистер Холл был часто вдали от дома по работе, но это обеспечивало им роскошный и захватывающий образ жизни, так нравившийся миссис Холл. Она не скучала по мужу в его отсутствие. На сеансах ее поведение было отстраненным и неэмоциональным, и оба терапевта воспринимали ее как отдаленную.

Когда началась семейная терапия, миссис Холл была на 6 месяце беременности – она зачала в то время, когда они впервые решили обратиться к терапии. Мистер Холл был крайне обеспокоен в течение первых нескольких сеансов тем, что было ли, с учетом беременности, это правильным времемем, чтобы заниматься терапией. Он явно был озабочен тем, чтобы не навредить своей жене, нерожденному ребенку или обоим, если он раскроет все свои сомнения по поводу брака. Однако миссис Холл пыталась убедить его в своей стойкости.

Мы знали из анализа (сделанным моеим коллегой), что миссис Холл была единственным ребенком, мать которого потеряла двух детей после нее ­– одого на восьмом месяце беременности, другого в возрасте нескольких месяцев, но мы оказались неспособными прокомментировать это. Наш ответ неопределённости мистера Холла состоял в том, чтобы предположить следующее: вместо того, чтобы беспокоиться, что они должны, как выразился мистер Холл, "пройти через всё это", – они должны "просто прийти". Это предложение было встречено с облегчением, и сеансы стали заметно менее напряженными. По сути, мы предлагали обеспечить временное контейнирование в период, когда они были не способны сдержать бессознательные тревоги о том, не могут ли они уничтожить нерожденного ребенка. На данный момент, однако, мы были осведомлены об этих проблемах лишь теоретически. Мы предлагали обстановку, которая могла бы контейнировать, сродни удержанию (холдингу), и обращались к проекциям, которые мы могли бы вместить, в смысле Биона.

Оглядываясь назад, можно увидеть, что миссис Холл проецировала тревоги, которые она не могла вмещать (контейнировать) в своем муже, но он также не мог вмещать их. Даже его роман, возможно, был ответом на это бессознательное давление, отчаянная попытка найти контейнирование вне брака. Если миссис Холл бессознательно полагала, что она ответственна за смерть последующих детей своей матери, это вполне могло объяснить ее страх сблизиться с кем-то, кого она любила, особенно с мужем и ребенком. Неизбежное появление второго ребенка – событие, которое никогда должным образом не обсуждалось с её собственной матерью, ­– вызвало такую тревогу.

Эти тревоги никогда не были рассмотренны непосредственно в терапии, но, к нашему удивлению, это не казалось необходимым для значительного улучшения отношений в паре. Ребенок должен был родиться на рождественские каникулы - первый перерыв в терапии. На последнем сеансе перед Рождеством мистер Холл сказал нам, что у него был обнаружен почти смертельный тромб у сердца два дня назад, но он растворился как раз вовремя! Миссис Холл истерически рассмеялась, когда ее муж с юмором рассказал об ошеломленности своих коллег, когда он внезапно покинул важную деловую встречу, чтобы отправиться в больницу. Я прокомментировал, что выражал нам свои опасения, что ситуация, в которой он был, убивает его. Мы также были обеспокоены тем, чтобы найти коллегу, которая могла бы быть в доступе для пары во время каникул. Теперь мы были "в деле" как удерживающая (холдинг-) среда, наша реакция возникла из-за контрпереноса беспокойства, которое мы едва ли ставили под сомнение, настолько синтоническим это было для их потребностей.

Поскольку мы ничего не слышали от них, мы предположили, что ребенок еще не родился к тому времени, которое мы подразумевали в Новом году. На самом деле, ребенок родился за шесть дней до этого, но чрезвычайно хорошо выглядящая миссис Холл прибыла на сеанс в приподнятом настроении ­– и без ребенка.

Когда я ее увидел, меня одолела фантазия, что она от него избавилась – его не было в животе, его не было на руках, так где же он был? В то время как мой коллега разделял восторг пары,  я сидел в шоке и молчал почти всю сессию. В конце концов, я смог связать свои чувства с детским опытом миссис Холл с ребенком ее матери, который, должно быть, исчез именно таким образом на восьмом месяце беременности. Я не чувствовал себя в состоянии говорить об этом прямо, но смог узнать об отсутствии ребенка.

На последующих сеансах миссис Холл смогла сформулировать чувство раскаяния и сожаления о том, что она практически оставила своего первого ребенка из-за опыта более успешной связи с новым ребенком. Однако изменения в ее стиле материнства были минимальными, поскольку она по-прежнему предпочитала оставлять большую часть ухода за ребенком другим и была заметно "не материнской". Трудно было представить ее в состоянии "reverie", и интересно, что в терапии это был я, кто испытывал “reverie” по отношению к отсутствующему ребёку, а не моя коллега (коллега-женщина). Это отражало динамику брака, где мистер Холл был более эмоциональным, более способным к рефлексии и интроспекции из двух. Мой опыт был регистрацией в контрпереносе той силы, с которой миссис Холл невольно проецировала свой испуг в мужа.

Пара продолжила терапию только через шесть месяцев после рождения ребенка. Они сообщили о значительном улучшении их отношений, о том, что они могут общаться более открыто и находить больше удовлетворения, чем в течение многих лет. Примечательно, что мы не спрашивали и не были в курсе их сексуальных взаимотношений. Мистер Холл сделал важные изменения в своем отношении к карьере, чувствуя себя менее ведомым и склонным к перфекционизму. К концу, миссис Холл, будучи ранее неохотным собеседником, стала открыто ценить терапию и сказала, что, когда они впервые пришли, в их жизни не было ничего определенного, кроме регулярности сеансов — явной оценки структурного аспекта контейнирования. Мистер Холл рассказал о своём романе, как о насильственном выпрыгивании “чёрта из табакерки” (Джека из коробки). Казалось, что "чёрт" (джек) теперь был более надежно сдержан и, несмотря на то, что им, возможно, все еще необходимо держать крышку на нем, был достигнут решающий прогресс в контейнировании (сдерживании) их опасений по поводу смерти и уничтожения.

Успех терапевтической работы был обусловлен тем фокусом, который мы взяли, а не тем, который был представлен изначально – не роман мистера Холла, но беспокойство по поводу рождения второго ребенка. Таким образом, мое драматическое переживание контрпереноса, когда я почувствовал, что миссис Холл избавилась от ребенка, стало переломным моментом.

Это была бессознательная общая фантазия, которая была взрывоопасной для пары (Мелтцер, 1982) и требовала внешнего посредничества для предотвращения распада, не столько отдельных лиц, сколько самой пары. Образ “чёрта из табакерки" прекрасно отражает это: представляет ли он разрушительный плод во чреве или разрушительный эякулированный пенис. Это образ опасной и агрессивной сексуальности.

Для Миссис Холл это было бы разрушительным родительским совокуплением, производящим на свет мёртвых или неполноценных детей. Для мистера Холла здесь читался результат следующей ситуации: в возрасте 15 лет его посещали суицидальные мысли после того, как он узнал, что его девушка беременна. Ребёнок был рождён, но мистер Холл с тех пор никогда не вступал в контакт с ним или с его матерью.

В описании нашей работы с мистером и миссис Холл, я делал отсылки к ключевым моментам, в которых процессы холдинга и контейнирования были предоставлены (освоены) терапевтами. Это очевидно, что один не может действовать без другого, поскольку именно благодаря структуре работы и нашему надежному присутствию мы смогли сдержать (контейнировать) мощную проекцию их фантазии об «уничтоженном ребёнке». Принимая во внимание наше понимание и принятие ситуации, пара смогла получить её обратно нейтрализованной, хотя это всё еще было для них в значительной степени бессознательным. Я убеждён, что это то, что подразумевает Винникот под его “виживанием” аналитика. Недостаточным будет просто продолжать присутствовать в ситуации — речь идет о живом участии терапевтов, их выживании как “мыслящего объекта”.

Теперь я хотел бы перейти к обсуждению того, какое именно сдерживание мы поощряли в их браке. Я продолжу использовать материалы о терапии Холлов для иллюстрирования способов, в которых сдерживающая функция брака была описана другими писателями, в особенности Джанет Маттинсон (Маттинсон и Синклэр, 1979), а также Лионса и Маттинсона, шестая глава этого издания).

ЗАЩИТНОЕ СДЕРЖИВАНИЕ И ВМЕСТИЛИЩЕ/ВМЕЩАЕМЫЙ ПО ЮНГУ.

До того, как мистер Холл изменил своей жене, брак мистера Холла представлял собой защитный механизм сдерживания. Вне аналитической психологии, сдерживание часто упоминается таким образом: полиция “сдерживает” беспорядки. В этом смысле, сдерживание – это способ сохранять в безопасности внешний от контейнера мир от внутреннего содержания контейнера, блокируя таким образом проблему внутри, вместо того, чтобы создавать пространство для работы над ней.

Маттинсон и Синклер описали цель защитного механизма сдерживания в браке, как “отгонять сознательные и бессознательные тревоги обоих партнеров и

предупреждать развитие тревог”. Мы обнаружили, что часто эти тревоги разделяются обоими партнерами, так что у каждого из супругов есть личный интерес в попытке предотвращения определенных ситуаций, которые им представляются катастрофическими (Маттинсон и Синклер, 1979).

Для мистера и миссис Холл было необходимо поддержание значительной эмоциональной дистанции, чтобы предотвратить тревоги, связанные с виной, потерей, а также отвлечение от возникающих новых тревог. Мистер Холл практически сознательно выбрал безэмоциональную миссис Холл, сильно отличающуюся от его чересчур эмоциональной матери, которая вероятно использовала его, как свой нарциссический объект (Миллер, 1983) и чьи высокие требования были возложена на него. Оба, таким образом, были заинтересованы в том, чтобы не становиться слишком связанными друг с другом, но у каждого были свои мотивы.

Однако, более проницательный мистер Холл обнаружил себя в своем старом амплуа.  Его возмущали высокие требования, возникшие в связи с взлетом его карьеры, потому что он чувствовал, что плоды этого пожинает не он, а миссис Холл, ведь это она ведет роскошный образ жизни за его счет. По аналогии, за холодной независимостью миссис  Холл, вовсе не скучавшей по своему мужу во время его отсутствия,  скрывалась женщина-ребенок, которая полностью зависела от мужа, практически не обладая чувством обособленности. Это было особенно заметно по глубине её шока, когда всплыл факт измены мистера Холла.

Юнг  ещё в 1925 году описал такой вид брака проблемой вместилища и вмещаемого (Юнг,1925 год). Миссис Холл была полностью в роли зависимого вмещаемого, но мистер Холл чувствовал, что этот брак действовал на  него, по словам Юнга “как комната, которая была слишком тесной’, и Холл обнаружил себя “выглядывающим в окно”. Как я предположил, все возрастающие подсознательные  требования миссис Холл к ее мужу вместить её тревоги по поводу ее способности стать матерью привели к перегрузке, к возникновению защитного урегулирования. Мистер Холл остро чувствовал, что он не является эмоционально (или сексуально) вмещаемым,  поэтому увлекся другой женщиной.

Модель Юнга вместилища/вмещаемого не должна быть спутана с идей о браке, как о контейнере (вместилище); (не говоря уже о разнице с теорией Биона). Напротив, это имеет больше сходства с тем, что демонстрирует Холл: защитное сдерживание и при этом абсолютно нестабильное. Здесь речь не об отношениях, действующих как контейнер, здесь речь скорее о попытке одного партнера вместить другого, что приводит в результате к  “выглядыванию в окно”, с вмещающим партнером, отчаянно ищущим свое собственное вместилище вне брака. Конечно, это не всегда приводит в результате к измене – это может привести с тем же успехом к необходимости индивидуальной терапии одного из супругов.

Вместилище/вмещаемый формат брака коренится в некоем подобии сговора против развития: когда один из партнеров остается ребенком и таким образом избавлен от необходимости в усвоении вместилище/вмещаемый аппарата, а другой партнер участвует в этом опосредовано (Лионс и Маттисон (глава 6, этот том) указали на то, что сознательное вместилище, часто бессознательно  является вмещаемым). Свойственная миссис Холл эмоциональная невовлеченность, наблюдалась также у её родителей. Она не помнит случая, чтобы её мать грустила или была в депрессии после своих потерь, и есть вероятность, что миссис Холл получала такое же внимание от матери, какое она сама направляла на первого ребенка. Другими словами, она не была вмещаемой сама и искала этого в своём браке. Она продолжала использовать разделение, отрицание и проекции[1] как её средства защиты, а её муж обнаружил себя в роли принимающего её неуправляемых проекций.

БРАК КАК ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

В большом количестве литературы, посвященной теме брака, подчеркивается терапевтическая роль брака.  Защитный брак противопоставляется развивающемуся, где, цитируя Лайонса и Маттисона, брак является “контейнером, который предоставляет партнерам пространство для развития и где есть место выражению чувств и инстинктивных порывов, таким образом, они могут узнать лучше некоторые части себя и прийти в итоге к лучшему взаимодействию“.

Я бы хотел исследовать данное утверждение возвращением к сравнению между браком как терапевтическому институту и института терапии. На мой взгляд, это указывает на границы контейнера (вместилища), обособляя то, чем он не является. Я полагаю, что многие пары, которые пришли на терапию, подсознательно делали попытки использовать своего партнера в качестве терапевта, хотя и не преуспели в этом. Это особенно характерно для вместилище/вмещаемого типа брака.

Это должно быть очевидно, что брак не может предоставить те же условия для развития, которые предоставляет психотерапия. Паттерн отношений терапевт-пациент является, так же как мать-ребенок, ассиметричным, когда один предоставляет вместилище для другого. Это допускает регрессию[2], что не могут предоставить никакие другие, даже очень близкие отношения. В браке каждый партнер нуждается в сохранении сознания о его/её обязанностей по отношению к другому партнеру и в то же время в возможности наслаждаться регрессией, внутри этих отношений. Никакой брак не выдержит запросов, которые даже средненевротичный пациент может высказать аналитику. На самом деле, используя терапевта и свободу вмещения, регрессия пациентов поощряется, потому что при этом, как говорил Михаэль  Фордман, “основные структуры могут быть достигнуты”. Посредством своих собственных тренингов и анализа, аналитик “набирается опыта” и становится способным вместить те элементы опыта пациента, которые прежде не были вмещаемыми (Бета-элементы Биона), таким образом они становятся доступными для осознания в образе мыслей.

Кроме чрезмерных требований, которые нужны для того, чтобы один супруг мог вместить другого, сам факт того, что пары выбирают друг друга на базисе общих бессознательных страхов, указывает на то, что они столкнутся с трудностями при попытке вместить другого, особенно в тех сферах, где это нужно больше всего. Остаточные бета-элементы могут быть решены только защитным механизмом сдерживания или поиском контейнера вне брака. Бездумное повторение многих супружеских типов поведения предполагает, что эти сложности -- результат непроработанных бета-элементов,  отскакивающих от партнеров, пока каждый пытается все больше и больше направлять проекции на другого. Когда один из партнеров достигает в этом успеха, вмещает в себя другого в асимметричном смысле, вмещаемый партнер растет и развивается внутри отношений, но брак воспринимается им как жертва с того момента, как вмещаемый перерастает эти отношения. В общем, брак может быть терапевтическим, но он не является терапией. Это другой и, возможно, наиболее важный аспект разочарования, который каждая пара проходит: некоторые надежды на развитие, на которых они, возможно, основывали свой брак, неизбежно рухнут. Тем не менее, у пар, которые имеют опыт работы с потерей и разочарованием, это осознание само по себе доказывает способность к сдерживанию.

Юнг был интуитивно хорошо осведомлен об этом. Он описал, как расторжение соглашения о вместилище/вмещаемом провоцирует стремление к индивидуализации у каждого из партнеров и как каждый из них должен найти внутреннюю интеграцию до того, как станут возможным действительно глубокие психологические отношения.

СЕМЕЙНЫЙ КОНТЕЙНЕР

Основное ограничение брака модели «вместилище/вмещаемый» заключается в том, что в лучшем случае, только один партнер является вмещаемым в отношениях, а другой функционирует как псевдо-терапевт, в худшем случае, сдерживание функционируют для  проекций, которые, как они надеются, будут контролировать их. Конечно, более гибкая договоренность заключается в том, что каждый партнер может вмещать другого "по очереди", но это требует чего-то большего, чем простое чередование ролей. Это требует изменения представления каждого партнера об отношениях. Отношения сами по себе становятся контейнером, творческим итогом союза пары. Это образ чего-то, где пара постоянно находится в процессе создания и поддержания отношений, в то же время ощущая, что они существуют внутри и вмещаются им. Когда пары говорят о «Наших отношениях», это показывает их представление об отношениях, как о существующих независимо от них, но для чего каждый из партнеров должен вносить свой вклад. Говоря просто «Отношения» – как бы взгляд со стороны – это отсылка  к символическому ребенку; ребенок может быть задуман как благословение или проклятие, плод творческого или деструктивного общения.

Я ожидаю, что читатель заметит, что обе пары использовались в качестве клинических иллюстраций сдерживания в супружеской терапии, пары родили ребенка во время курса терапии,  и что в обоих случаях опасения по поводу значения этого ребенка были центральными для них. Если так, читатель более осведомлен, чем я, когда впервые выбрал эти примеры. Я подозреваю, что неосознанное значение моего выбора имеет больше отношения к ребенку, как к символическому представлению любого творческого общения, то есть результату союза вместилища и вмещаемого, встречи Короля и Королевы в алхимии и отсылки к vas hermiticum.[3]

Супружеская терапия в первую очередь направлена на этот общий Внутренний образ отношений, который по существу является образом супружеской пары в половом акте: контейнер на самом деле является полным “вместилище/вмещаемым аппаратом" (Бион, 1962). Изменения, происходящие в паре, относятся не столько к изменениям в самих индивидуумах, сколько к изменению качества их взаимоотношений. Позволяя терапевту участвовать в их взаимодействии, природа отношений изменяется, и другой образ отношений становится доступным для внутренней проекции. Работа, которую терапевты делают вмещением отношений— рассуждая об этом и делясь своими мыслями— эквивалентна процессу проекции и внутренней проекции в модифицированной форме. Но я хочу подчеркнуть, что измененные проекции и внутренние проекции встраиваются непосредственно в опыт пары. Меняются внешние проекции раньше внутренних или наоборот, сказать сложно, так как они находятся в непрерывном взаимодействии, хотя, возможно, иногда один из видов проекций преобладает над другим. Но семейный терапевт имеет в своем распоряжении важный ресурс, который идивидуальный терапевт не имеет: реальные внешние отношения, кроме отношений «пациент-терапевт».

Здесь предположение состоит в том, что вместилище/вмещаемый аппарат Биона ­­–то, что существует между супругами, а также внутри для каждого из них. Сначала мне было трудно поверить, что может существовать эквивалент концепции Биона о контейнере внутри системы из двух человек. Как я полагал, Альфа-функция относится к внутри-психическому процессу и тесно связана с переживающим сознанием. Поскольку брак сам по себе не обладает этими качествами, я не мог понять, как он сам может быть контейнером, в смысле осознания опыта. Однако та же концептуальная трудность применима и к идее "внутренней проекции в отношения*". Затем мне пришло в голову, что Альфа-функция-это бессознательный процесс, и если имеет смысл говорить об общих бессознательных фантазиях, почему бы какой-то функции обработки опыта не стать частью общего бессознательного пары? В самом деле, пара имеет общее бессознательное изображение отношений, в которых мужчина и женщина соединяются. Если это было задумано как плодотворное взаимодействие, то должен получиться какой-то творческий результат. Супружеская терапия влияет на  этот Общий образ, но этот общий образ должен в свою очередь влиять на собственный Внутренний брак человека — их брачную камеру, как описывает Мельцер (Мельцер, 1988). Это, как я думаю, является источником более тесной интеграции, которую может обеспечить брак и о которой говорится в понятии развивающегося брака. Хотя, как я уже говорил ранее, уровень интеграции индивидов будет устанавливать пределы того, что брак может в себя вмещать, опыт реального отображения может стимулировать некоторое развитие внутреннего отображения, рисуя образ родительской пары не слишком пугающим, таким, от которого не нужно защищаться. Вот почему, как обнаружила Мэттинсон в своей работе с парами с умственными недостатками, некоторые очень ограниченные люди функционируют лучше вместе, чем порознь (Мэттинсон. 1970). Таким образом, развитие в паре мистера и миссис Холл прошло путь от образа разрушительного общения, символизируемого мертвыми младенцами и выкидышами, к более творческому общению, символизируемому здоровым вторым ребенком и принятием терапии. Разрушительный Джек все еще томился в коробке, но под более гибкими репрессиями, чем раскол и отрицание. Эта формулировка коррелирует с разработанной Бионом Альфа-функцией,  как условием для разделения в сознании между сознательным и бессознательным (Бион 1962).

Дело здесь в том, что индивидуальная терапия должна быть интернализирована, а символическое объединение мужского и женского пола, в семейной терапии, остается частично экстернализированным. Супруги полагаются друг на друга, чтобы обеспечить общее изображение единения, изображение, который каждый может потом подстроить под себя. Но для того, чтобы это было эффективным, требуется некоторая способность принимать различия, и способность к разделению. Только два индивидуума, которые различны и существуют раздельно, смогут прийти к плодотворным результатам при взаимодействии. Естественно, это символизируется и обычно осуществляется через половое различие мужчины и женщины. Однако я не намерен исключать данную возможность плодотворного и творческого общения в гомосексуальных отношениях, о которых у меня очень мало знаний.

Есть, разумеется, дополнительные условия для создания эффективного супружеского контейнера, связанные с чувствами вмещения, упомянутыми выше в этой главе. Половой акт сам по себе, чисто сексуальный или в его первоначальном, более обобщенном смысле, явно недостаточное условие, чтобы заключить брак. Также должна быть приверженность отношениям, обеспечивающих каждому из партнеров чувство доверия, безопасности и надежности. Брак может стать как говорит Виннклот, проводником. Он представляет для большинства людей взрослую форму привязанности.

В Mate and Stalemate, исследовании, проведенном в отделе социальных услуг с парами, которые приходят с трудноразрешимыми супружескими проблемами, Маттисон и Синклер (1979) в значительной степени опирались на теорию привязанности, чтобы объяснить, по - видимому, обреченное на провал и  часто парадоксальное поведение пар, которых они видели. Они проясняют связь между вмещением и привязанностью: "Подобно тому, как маленький ребенок нуждается во вмещении и предоставлении основы для изучения и основы для отступления, так и взрослый может развить больше своих природных качеств, если ему будет предоставлен эмоциональный контейнер".

В нашей работе с парами, которые испытывают некоторые неудобства в  отношения, часто необходимо выделять пункт, показывающий какие защитные механизмы мешает развитию отношений внутри пары, чтобы пара могла испытать, по словам Лайонса и Маттисона , "более удовлетворительную связь между частями себя" (глава шестая. этот том.) --этот активный процесс развития, в котором брак позволяет " исправить то, что чувствовалось неправильным ", является лишь одной стороной медали, и поэтому в некоторых отношениях взгляды на семейную терапию искажены. Помимо содействия росту, брак также должен способствовать стабильности, что создает дополнительную напряженность в отношениях. Некоторые супружеские пары могут жаловаться на стагнацию, в то время как другие--на постоянный кризис. В случае с мистером и миссис Холл, были сильные колебания, вызванные романом мистера Холла, от одного к другому.

Более здоровое состояние—если это допустимо давать такую рекомендацию для бесконечного разнообразия договоренностей внутри пары - -это контейнер, который является достаточно гибким, чтобы обеспечить неизбежные переходы, которые каждая пара должна пройти, но и достаточно стабильным, чтобы защитить их от слишком сильного беспокойства, которое создает постоянное изменение. Развитие необходимо понимать как естественный процесс адаптации к изменениям, присущим жизненному циклу. Это следует отличать от процесса повторной проработки детских конфликтов. Как и все основные жизненные переходы. формирование ответственного партнерства уходит корнями в  проблемы возникшие на ранних этапах жизненного цикла, предлагая как требования, так и возможности для проработки. Обычно бывает так, что те пары, которые были направлены на супружескую терапию, не смогли так или иначе управлять этим переходом, но они замаскировали трудности с помощью защитного механизма. Некоторая работа над их нерешенными детскими конфликтами обычно необходима, чтобы позволить им более полно посвятить себя отношениям, но пары также должны жить комфортно с тем, что невозможно изменить друг в друге, или,  точнее говоря, неудовлетворенность и удовлетворение от качеств  партнера должны быть приемлемыми.

Чем больше отчуждение, тем труднее будет отказаться от надежды на то, что совершенный брак компенсирует недостатки прошлых отношений. Неявное стремление к целостности, которое подпитывает бессознательный выбор партнера, неотличимо от стремления, которое побуждает людей к индивидуальной терапии, несмотря на то, что один вступает в счастье, а другой--в несчастье. Оба вида терапии  должны поддерживать стремление, но оба имеют  дело с невозможностью осуществления. Однако, хотя это осознание в конечном итоге приводит к окончанию терапии, оно же обеспечивает стимуляцию для продолжения брака как  " разговора длинною в жизнь".

Парадоксально, но именно те пары, которые не могут отпустить волшебные надежды, которые были замечены в первом всплеске романтической любви, оказываются втянутыми в бесконечное повторение старых обид и неудач. И Блэки, и Холлы демонстрируют, что успешный брак зависит не столько от разрешения неудовлетворенности, сколько от более творческих средств управления им внутри отношений. Многие браки содержат довольно грубые области патологии " (отсутствие интеграции), потому что они интегрирована в общие отношения.

Эвелин Клейвли заходит так далеко, чтобы предположить , что защитная система  сама может сформировать решающий аспект контейнера. Как она сама выразилась:

Брачные отношения сами по себе представляют собой своего рода “контейнер"*, в котором внутренние конфликты каждого супруга могут быть экстернализованы и доступны в интерактивных процессах, которые развиваются между ними, сохраняя надежду на разрешение этих конфликтов, но внутри защитной системы, охраняющей от невыносимых страхов. (Cleavely. глава четвертая, этот том)

Эта защитная система, таким образом, как делает возможным, так и ограничивает то, что может быть достигнуто в рамках отношений, это и есть  само по себе отражение невыносимых страхов пары. Это означает, что эти опасения не устранены, не преодолены и даже не полностью интегрированы, но и их не следует решительно избегать. Удержание(Holding, Винникот), возможно, является лучшим изображением  этой защиты, поскольку,  оно также  подразумевает протекцию, но не имеет легкой коннотации избегания. Вот почему пары,  такие как Холлы и Блейки, обнаруживают, что теперь они могут говорить об  областях, обсуждения которых раньше было под запретом. Хотя Холлы рассказали нам гораздо больше о своих страхов разрушительного процесса, вины и потери, чем они непосредственно осознавали у себя, в итоге у них был опыт работы с нами в этих опасных областях, которые были гораздо менее опасными, чем они опасались. Это открыло перед ними новые области, в которых они могли общаться. Если, как Грегори Бейтсон (1973) утверждал, общение образует отношения, очевидно, что расширение областей общения воспринимается супругами как улучшенные и , следовательно, более удовлетворяющие отношения.

Наконец, существует еще одно требование к контейнеру, которое обсуждалось ранее. Это необходимость границ. В то время как понятие Клейвли о защитно-оборонительной системе описывает односторонний вид границ, пространство нуждается в защите не только от того, чего боятся внутри, но и от того, что снаружи. Паре нужно общее личное пространство от других. Это может быть представлено как закрытая дверь спальни -- это описывает границу для защиты не только извне, но и внешнего от внутреннего. Точно так же, как пары могут надлежащим образом экспортировать свои трудности в терапевтический контейнер, они могут менее уместно пытаться экспортировать их в своих родственников, особенно своих детей. Многие из детей  страдают в результате переноса из супружеских отношений того, что пара не может решить внутри отношений, сексуальное насилие над детьми -- очевидный пример (см. также Зиннер & Шапиро. 1972).  Фрейд запрещал своим пациентам "сливать" жизненно важную для лечения информацию другим (Фрейд, 1913c),чтобы  потребность  в доверии, которая есть у пары, сохранялась, должна быть уверенность, что все, что происходит в моменты сближения, не  просочится еще где-то. Учитывая, что это еще одна из тех напряженностей, с которыми приходится бороться, я  сочувствую тем супругам, которые считают, что их партнер слишком много говорит об их отношениях с друзьями или родственниками. Это составляет оборонительную стратегию против близости пары --страх, что контейнер превратится, как Говорит Мельцер, в claustrum[4] (Мельцер. 1982).

В заключение я хотел бы изложить то, что я вижу как связь с цепочкой идей, которая исходит от Боулби к Биону. Привязанность--это поведенческое выражение эмоциональной и психологической потребности в том, что описывает Wlnnlcott* как удерживающая (holding) мать, которая надежно удерживает своего ребенка, образуя контейнер, границы которого защищают его и позволяют ему обнаружить и изолировать безопасное пространство, которое является истинным я. Будет ли это истинное я рассматриваться как первичное или как созданное из опыта, должно быть сформулировано в рамках взаимодействия матери и ребенка, и это взаимодействие является тем, что Бион относит к вместилище/вмещаемый аппарату.

Хотя эта формулировка, вероятно, является чрезмерным упрощением, она обращает  внимание на чрезвычайно широкий диапазон функций, которые призваны выполнять супружеские отношения. Хороший супружеский контейнер будет включать все эти элементы таким образом, что, возможно, никакие другие взрослые отношения не смогут сделать, за исключением особой ситуации психотерапии. В то время как психотерапия позволяет восстановить интернализованные функции удержания (Holding)и вмещения(containment), позволяя пациенту регрессировать и освобождая его от требований взаимных отношений, брак способствует дальнейшему развитию этих функций в отношениях, где трансференция[5]не должна быть прекращена, и проекции могут продолжаться.

Маловероятно, что какие-либо отношения имели бы большую ценность, если бы партнеры были настолько разделенными и интегрированными, что им больше не нужно было бы  проецировать образы. Как и целостность, это состояние идеального типа, которое не существует в реальности, где внутренние миры находятся в постоянном взаимодействии с внутренними мирами других посредством внешних отношений с этими другими. Однако в хорошем браке существует достаточная Альфа-функция, позволяющая обрабатывать проекции и делать их доступными для интроспекции. Это делает не один из партнеров, а оба партнера вместе,  и это и является функцией отношений,  которые существуют между ними.

Перевод: Оксана Перфильева, Иркутск

[1] (лат. projectio — «бросание вперед») — психологический процесс механизма психологической защиты, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне. Человек приписывает кому-то или чему-то собственные мысли, чувства, мотивы, черты характера и пр., полагая, что он воспринял что-то приходящее извне, а не изнутри самого себя. (прим переводчика)

[2] (лат. Regressus — обратное движение) — защитный механизм, являющийся формой психологического приспособления в ситуации конфликта или тревоги, когда человек бессознательно прибегает к более ранним, менее зрелым и менее адекватным образцам поведения, которые кажутся ему гарантирующими защиту и безопасность.(прим переводчика)

[3] (прим. переводчика, Фонтан, который представляет собой запечатанный сосуд или vas hermiticum. Все лежит внутри, включая противоположности. Юнг считал, что это прекрасно представляет аналитические отношения.)

[4] Claustrum (лат. — ограда )  ( прим переводчика)

[5] Трансференция или перенос (Transference)

(в психоанализе) процесс, при котором пациент начинает чувствовать и действовать в соответствии с желаниями врача, считая его кем-либо, с кем он уже встречался ранее в жизни (например, властным родителем). Трансференция чувств пациента может быть связана с испытываемым им чувством любви или ненависти, однако это чувство не связано непосредственно с личностью врача. Контрперенос (countertransfcrence) представляет собой перенос психоаналитиком своих эмоциональных ощущений и желаний на пациента; такой перенос также основывается на установившихся между ними ранее взаимоотношениях.

Источник: "Медицинский словарь"