Роза Жaйтин Братский инцест: братские связи

 

CHAPTER TWELVE  Fraternal incest: fraternal links Rosa Jaitin FAMI LIES IN TRANSFORMATION. A Psychoanalytic Approach (pp. 187-198) London:  Karnac

Братский инцест: братские связи

Роза Жaйтин

Презентация

Вопросы, касающиеся братских связей и инцеста являются сложными темами. Их пронизывают Имаго и комплексы, исследованные в психоанализе.

До сих пор исследование фокусировалось на комплексе отлучения (отнятия) от груди (Кляйн, 1932), комплексе вторжения (Лакан, 1938), комплексе мертвого отца, который позволяет конструировать социальные группы, как это было описано Фрейдом в «Тотем и Табу» (1912-1913) и в работе «Психология Групп и анализ Эго» (1921), и наконец, на комплексе малых различий, описанном Фрейдом в трактате «Недовольство культурой» (1930).

Что касается меня, я хочу проработать вопрос инцеста, начав с братского комплекса, но с точки зрения мертвого родительства. Поэтому инцест может быть рассмотрен как форма выражения родительской пустоты.

Я рассмотрю различные конфигурации братского инцеста, характеризуемые в соответствии с семейными фантазматическими структурами и теми способами, которыми он вписан во внутри- и межпоколенческие родственные связи. То есть я собираюсь рассмотреть прямой, не прямой, первичный и вторичный инцест.

Впоследствии мы будем анализировать, как трансформации форм братских связей станут толчком для дифференциации между эротизмом и сексуальностью и будут работать как трансформационный аппарат семьи.

Братская связь обязательно инцестуозна

Братская связь обязательно инцестуозна поскольку, с одной стороны, материнское тело является разделенным пространством и проходом для того, чтобы быть рожденным. Физические отношения между матерью и детьми делают братские связи инцестуозными. Никто не может избежать этого. С другой стороны, она (братская связь) является инцестуозной, т.к. тело брата или сестры -  объект соблазнения и исследования.

Никто не может обойтись без исследования тела другого сиблинга, точно так же, как никто не может обойтись без исследования собственного тела.

Это означает, что фантазия о братском инцесте является значительной движущей силой в нашем социальном образе, как мы это можем наблюдать в мифах и литературе.

Как мы определим, что является, а что не является инцестуозным? Сегодня антропологическое исследование Heritier (1994) дает нам возможность определить инцест, как имеющий двойные характеристики, будучи прямым и непрямым. Это касается непосредственных сексуальных отношений с партнером того же пола (брат – брат, сестра – сестра) или партнеров разных полов, независимо от того, одной они крови или нет. Например, в семьях с детьми от предыдущих браков, сексуальные отношения между сводными братьями и сестрами рассматриваются как инцест. Но в то же самое время, братский инцест является косвенным, т.к. есть всегда третья сторона, посредник: мать.

Братский инцест запрещен не во всех культурах. Этот аспект я выделяла в своей работе о псевдо мифах, как это было в случае инков в Перу, фараонов в Египте, так же как и в Греческой мифологии.

Но если братские связи имеют потенциал быть инцестуозными, как получается, что разные сиблинги проходят через эти ситуации по-разному?

Это привело меня к обходному решению, обрисовать вопрос братских связей и проанализировать вместе с вами различные возможные события.

 

Функции внутренней братской группы

Я бы хотела более точно определить, как я размещаю вопрос о братской связи внутри психоаналитической теории. В этом смысле, я говорю о братских связях, потому что мы все братья и сестры, подразумевая, что мы все объекты для самих себя и наших поколенческих связей. Это означает, что каждый субъект подвергается его собственному бессознательному, бессознательному его семьи, его социальной группы, его культуры, политической системы и социо-исторической реальности, посредством которых проходит и тема братских связей. Таким образом, он одновременно является и узлом, и моделью для идентификации, и трансформирующей побуждающей силой в семье.

Братская связь соответствует организационному режиму психической groupality (группы?), которая построена, как наследство и как психическая конструкция, специфичная для членов группы одного поколения, независимо от того, одной они крови или нет. Ее характеристики будут гарантировать опосредование и обмен передачи (на интра-, интер-, транссубъектином уровне) в социальной, культурной и политической сущностях.

Маленький ребенок не только опирается на свою мать, но также на коллективное селф группы своих ровесников, в особенности на братскую группу, которая является посредником между семейной, культурной и политической сущностями.

Внутренняя братская группа представляет переход между внутренними и внешними связями. В этом смысле внутренняя братская группа выполняет связывающую функцию между  интерсубъективной и транс субъективной реальностью. Она способствует конструирование матрицы отношений, которая формулирует психические и культурные репрезентации связи. Братская связь будет репрезентативной матрицей отношений между интра-психическим, микро-контекстом (семья) и макро-контекстом (общество – культура).

Социальные, культурные и политические проработки братских репрезентаций продуцируют модели групп, которые вписывают себя в семью и организуют ее. Политические организаторы репрезентаций братской группы работают также как основания, они являются моделью, которая имеет отношение к организации и осуществлению силы между сиблингами.  В особенности они определяют путь управления отношениями между братскими связями. Эти репрезентации могут быть следующего типа: сила - оппозиция, которая опирается на соответствие или несоответствие сиблингов с учетом осуществления власти в семье. Эти представления являются идентифицирующими моделями, переводящими способы, которыми власть формулируется в рамках братской и родительской связи, как если бы «политика была сделана из фантазий». Это будут пути, посредством которых сиблинги смогут или не смогут идентифицировать себя с моделями силы семьи внутри общества.

Следовательно, мы можем наблюдать их посредничество или функцию взаимообмена, сиблинги выстраивают внутреннюю группу, потому что они функционируют как оператор, посредством которого взаимное образование и процесс психической реальности и психический аппарат интер- и трансгенерационной группировки может быть связан.

Внутренняя братская группа может рассматриваться как та, что выполняет индивидуальные нарциссические цели (брат как тот, кто имеет ту же кровь), но также и выполняет функцию психического организатора в процессе собирания и настройки группы (брат как партнер в символической поколенческой связи).

Брат (сиблинг) имеет двойную функцию: он помогает осознать самого себя в схожести и несхожести неизвестного.

Кроме того, братская группа имеет функцию присвоения, которая дает возможность передачи межпоколенческой основной внутренней группы (внутренние родители и семья). Как мать является первым посредником между ребенком и миром (Я и не-Я), так и сиблинги, как реальные объекты, представляют первые игрушки, первые инструменты присвоения или использования. Братская связь является первым объектом для игры, либо тем способом, посредством которого выстраивается поддержка для желания исследовать, либо способом, который обеспечивает поддержку в эпистемологических препятствиях и защищает мышление о самом себе и социальной и культурной реальности.

Кроме того, братский психический аппарат является трансформирующим аппаратом, дающим возможность для изменения структуры братской связи.  Нарциссические связи (структурированные либо как синкретическая общительность, либо как гомоэротическая фантазия) могут уступать объектам связи (структурированных либо как взаимная репрезентация, либо как бисексуальные фантазии).

Следовательно, братская связь является прототипом для трансформации набора связей.

Братская связь позволяет анализировать морфогенез внутренней группы. Я использую это слово, чтобы обозначить трансформации фигур в организации братского психического аппарата.

Фрейд считал, что младенцы «полиморфно перверзны» и это меняется к пубертату.

И в смысле «изменения себя» братская связь приобретает форму. Это основано на мифе о Протейе, морском существе, которое имеет способность изменять форму.

Форма братского психического аппарата, по-видимому, является двойной (девочка и мальчик). Но в начале жизни братского субъекта, он является бесформенным т.к. является не полным и не определённым; и поскольку он не определен, он обязан трансформировать самого себя в женские и мужские компоненты. Это отлично от улитки, которая имеет только одну внешнюю форму, но две формы внутри (т.к. является гермафродитом). В отличии от этого, братская связь представляется би-сформированной (мальчик и девочка) на внешнем уровне, но бесформенной внутри в начале построения братского психического аппарата.

Братский психический аппарат принимает две основных формы в своей задаче трансмиссии (передачи): имаго и комплексы.

Имаго – являются формами межпоколенческой передачи, коллективными репрезентациями, взглядами предков в проекте идентификации того, что значит быть братом или сестрой в семье; комплексы, с другой стороны, являются формами внутрипоколенческой передачи.

Комплексы – являются формами бессознательных репрезентаций интерсубъективных связей, которые проявляют себя через реальное или фантазийное место, которое объект занимает в своей семье.

Братская связь строит себя через множество Имаго и Комплексов, потому что она выносит гибкость и легче трансформируется, чем другие связи, т.к. является более пластичной, самой «младшей» в семье. Братская связь подвергается трансформации всю жизнь, проходя через различные воплощения семейных конфигураций. В этом смысле она является трансформационным мотором семьи, который в свою очередь, взаимно трансформирует ее.

Я представила основные положения о братской связи, как трансформационном аппарате. А сейчас я бы хотела продвинуться дальше в сторону обсуждения инцеста.

 

Конфигурации братского инцеста

Для того, чтобы двигаться дальше, тема братской связи должна преодолеть препятствия, которые мешают выбраться из материнской и братской инцестуозности.

Первое препятствие лежит внутри самой семьи. Первая проблема семьи заключается в том, чтобы дифференцировать принадлежит ли это категории жизни или нет. Возможно, кто-то сталкивался с этой проблемой, когда работал с семьями, в которых были дети с дефективными психозами или тяжелыми физическими пороками развития. В процессе работы команды говорили о чувстве дегуманизирования в контртрансфере.

Вторая семейная проблема заключается в дифференциации, является ли это чем-то во вне или внутри семьи. Это пространственные репрезентации в семейной группе, страдающей от того, что в ней есть психотический член семьи. (Berenstein, 1991).

В другой своей работе я представляла проблематику недифференцированности внутри-, снаружи- тела семьи на примере клинического случая Simonet, чьи бабушка и дедушка одновременно были мужем и женой, братом и сестрой. Я рассматриваю межпоколенческий аспект в перспективе (Jatin, 2006).  В своем клиническом опыте я часто обнаруживала инцест в настоящем поколении, который был повторением братского инцеста предков.

Третья проблема, с которой сталкиваются семьи, расположена внутри нее самой. Это о том, что все способны различать, кто (не?) является взрослым, а кто ребенком. Мы это наблюдаем в первичном и вторичном братском инцесте в нашем клиническом опыте. Вторичный инцест — это инцест, совершенный в группе ровесников, которая символически представляет братьев и сестер, как в случае с составными семьями или детьми, помещенными в учреждения. Это отлично от первичного инцеста, который является сексуальным единением кровных родственников в одном поколении, брат и сестра, имеющие двух общих или одного родителя. Проблемой является то, что в семье и среди сиблингов  существуют сложности в построении категории «старший – младший», которая бы открыла им доступ к межпоколенческому различию.

Я исследовала вопрос братской группы в контексте детских домов (приемыных семей?), где дети преступили запрет на инцест.

 

Эротизм и сексуальность

Четвертая проблема в семье появляется тогда, когда после первого ребенка рождается второй. Мать чувствует себя между двумя детьми: между первым (очень важным для матери, потом что их родственная связь является основанием для семьи) и вторым, который должен занять свое место в семье и который в свою очередь должен жить в пространстве.

И вот мы видим сцену, когда мать кормит младшего. В этот момент чувство зависти (в Кляйнианском смысле слова) охватывает сиблинга. Старший наблюдает сцену кормления младшего, чувствует невероятное желание убить его. Но поскольку он не может это сделать, он говорит самому себе: «Я есть он», он идентифицируется со своим братом, и, таким образом, мы присутствуем при том, что Лакан (1938) метафорично назвал стадией зеркала.  Также в этой сцене субъект братской связи открывает, что у него есть мать и что другой брат или сестра, на которых направлено желание их матери, крадут ее у него. Мать часто репрезентируется в виде игрушек. Дети часто хотят иметь ту же игрушку в то же самое время (Jatin, 2000a).

Трагедия ревности помогает открыть третьего. Обнаружение третьего позволяет построить третью категорию: родители отличны от детей, потому что они больше. И быть большим в детской психике означает быть сильным.

История продолжается, потому что как только дети распознают свое отличие от родителей, дети взаимно начинают исследовать схожесть своих тел, дотрагиваются друг до друга, начинают задаваться вопросом, что значит быть мужчиной и женщиной, вопросом которым дети задаются не в терминах бытия, а в терминах обладания – вопрос, который останется с ними в течение всей их жизни до смерти (это сложная тайна для того, чтобы быть разрешенной). Проблема заключается в том, что есть в различные внешние формы, но недифференцированная внутренняя.

Эти различные формы мальчиков и девочек заставляют нас по-разному соответствовать предметам в зависимости от того, есть или нет успешная согласованность между ними.

В истории психоанализа Фрейд видел в женщине кастрированного мужчину. Это правда, что все мы имеем разные тела, будучи мужчинами и женщинами. Тем не менее, физическая форма не является психической формой. И хотя тело может поддерживать репрезентацию, оно не является психической формой.

Фаллос является психической репрезентацией открытия сексуальности. Фаллос может быть репрезентирован для мужчины пенисом, а для женщины ребенком. Но если репрезентативная поддержка различна, то вопрос фаллоса поднимает ту же проблему бытия и обладания как для мужчины, так и для женщины. Есть фаллические женщины и фаллические мужчины. Но Фрейд, будучи мужчиной, видел только фаллических женщин.

Проблема, которая есть в наших психических конструкциях заключается в том, чтобы дифференцировать иметь (пенис, ребенка, женщину, мужчину, машину, престиж) и быть мужчиной или женщиной. Бытие - это радикальный негатив, в то время, как обладание – относительный негатив. Это проблема проявляется в транссексуализме, когда мужчина, меняет свое тело на женское, но не достигает эротизма своего женского тела, потому что внешних изменений недостаточно.

Ferenczi (1914) работал над промежуточной гомоэротической стадией, рассматривая ее как промежуточное звено между аутоэротизмом и гетероэротизмом. Он развил вопрос гомоэротизма на опыте работы с гомосексуальными пациентами. Ferenczi не использовал слова гомосексуальный, потому что был первым, кто акцентировал, что это еще не является сексуальным вопросом, а вопросом психического гермафродитизма.

Первый пример даст нам понимание того, как гомоэротизм эволюционирует в  адельфическую бисексуальность, которая может или не может вести к проблеме вторичной идентификации со своим собственным или противоположным полом для того, чтобы разрешить вопрос иметь или быть мужчиной или женщиной.

Адельфическая бисексуальность прежде всего касается бисексуальной фантазии, которая андрогенна по отношению к первоначальному бисексуальному всемогущему материнскому образу, который опасен и соответствует фаллической тревоге вторжения.

Кроме того, адельфическая бисексуальность дает доступ к обнаружению различия полов, к притяжению друг к другу, к комплементарности, которые предваряют Эдипов комплекс (Kaes, 2008).

Давайте рассмотрим сцену из фильма Альмодовара «Поговори с ней». В больничной палате находится женщина в коме. За ней ухаживает медбрат, Бениньо. Заботясь о ней, он делает ей массаж, купает и одевает ее. В следующей серии они оба сидят на балконе; она одета очень возбуждающе, на ней солнечные очки. Как часть заботы, он говорит с ней, комментирует последние новости, и представляет, как они могли бы быть счастливы друг с другом.

Бениньо заметил молодую девушку, которая сейчас находится в коме, потому что его окно было расположено напротив окон танцевального класса, где она занималась. Чтобы встретиться с ней, он решил посетить ее отца, психиатра. Достаточно быстро коллега пришел к выводу, что пациент гомосексуален.  На этих основаниях, он позже оставляет свою дочь на попечение Бениньо, после аварии, в результате которой дочь впала в кому.

Если вернуться к вопросу эротизма, то конец фильма открывает, что это не про гомосексуальную проблематику, а гомоэротичную. Каждый имеет свое собственное сексуальное развитие. Но сексуальность может в то же время разбудить витальный эротизм.

В этом смысле Рене Каес (Rene Kaes), соглашаясь с другими исследователями, обращается к вопросу адельфической (братской) бисексуальности. Адельфическая бисексуальность или нарциссический гомоэротизм рассматривается как краеугольный камень братского комплекса, основа конструкции для дифференциации полов.

Тем не менее, я бы хотела продвинуться на шаг дальше в работе над вопросом перехода от эротизма к сексуальности. Этот переход мобилизует другие проявления, которые принадлежат тому, что Andre Green (1983) описал как белые серии (белый психоз?), что можно было бы назвать клиникой пустоты или клиникой негатива.

Я бы хотела представить короткую клиническую виньетку, чтобы понять этот вопрос. В лечении находился гомосексуальный пациент. Его анализ позволил мне распознать, что его гомосексуальность при определенных условиях могла быть способом разрешения инцестуозного желания между сестрой и братом, как решение для экономии (сохранения) связи.

Хуакин 35-ти лет. Второй ребенок в семье, родившийся между двумя сестрами. Младшая сестра регулярно госпитализировалась в психиатрические больницы. Во время одной из госпитализаций она призналась брату, что любит его. Это откровение запустило ассоциативные цепочки, которые обнаружили его собственное желание сестры. Сложность Хуакино в том, чтобы отказаться от двойной позиции гомоэротического и гетероэротического желаний, становится важной, когда сталкивается с его сестрой – источником возбуждения. Она его двойник как объект, переполненный сумасшествием (переполняющее количество возбуждения).

Сумасшествие и гомосексуальность являются способами оставаться вместе перед лицом родителей. Он сталкивается с делирием, депрессивной матерью, живой-мертвой матерью; сталкивается с отсутствием отца, который умер молодым, когда Хуакину было 14, и также сталкивается со смертью дяди по материнской линии. Он упоминает свадьбу своих родителей: день, когда единственный брат его матери совершил самоубийство.

Выбор в пользу гомосексуальности, позволяет ему оградить сестру от смертельной опасности.

Фантазия о братском инцесте в этом случае может быть понята, как гомоэротический инцест, без дифференциации между полами, как сверхинвестирование фаллического сексуального дополнения: сестра для брата, брат для сестры. Это позволяет сиблингам разбудить мертвую мать и в то же самое время перейти от гомоэротизма к бисексуальности. Фантазия о братском инцесте для  Хуахина и его сестры является признанием отсутствия матери, отца и дяди по материнской линии. Эта модальность разрешения братского комплекса позволяет нам заметить защитную ценность, как форму защиты от мертвого родительства.

Фантазия об инцесте – это способ разбудить мертвых родителей. В случае моего пациента – убийство родителей было необходимым путем к дифференциации матери и отца, которая позволила ему проблему, возникшую с адельфийской бисексуальностью иметь или не иметь перевести в проблему быть объектом, который идентифицирует себя как активный гомосексуальный объект, если использовать термины Ференци. Наконец, братский инцест - это способ разбудить мертвых родителей, но мы знаем, что есть разные способы пробуждения или убийства.

Это можно проиллюстрировать геологической метафорой: Мертвое море. Как Аральское или Каспийское, оно является остатком океана Тэзис, архаичной формы первоначального моря. Как и Аральское море, оно практически исчезает. Его выживание зависит от снабжения водой из его притоков, которые в настоящее время отводят в сторону в индустриальных и военных целях.  Мы можем спросить себя, не является ли братоубийственная война между Израилем и Палестиной способом разбудить мертвых родителей.

Следовательно, братский инцест - это не единственный способ закончить разрушение или помочь мертвой матери или отцу жить. Родительская функция на самом деле исчезает, когда в роду нет предков, способных передать и гарантировать, что важный закон, запрещающий убийство брата, уважается.

 

Заключение

Следует различать три уровня анализа братского инцеста.

  1. Транссубъективный уровень, имеющий отношение к недиффернцированному трансгенерационному аспекту.

Для прояснения этого, я представила случай двух внуков, чьи бабушка и дедушка были одновременно братом и сестрой. Я анализировала ситуацию первичного братского инцеста с помощью антропологии в частности семейное отношение к дяде по материнской линии. Здесь филиация потомков вписывается в недифференцированность между филиацией и афилиацией. Такой временной коллапс определяет братский инцест в недиффернцированности между внутренним и внешним.

  1. Интерсубъективный или межгенерационный уровень. В этом смысле братский инцест отражает неудачу в семейном конверте (контейнере негатива). Братский инцест является всегда выражением изменения аффекта в его противоположность: трансформация любви в ненависть, смещенной с материнской на братскую связь. Это способ разрушения связи, который был бы эквивалентен братоубийственной борьбе, описанной в библии и мифах.

Я проработала это вопрос на двух случаях.

Первый имеет отношение к братской группе, которую легко наблюдать в случае распада семей. Для детей, размещенных в приемные семьи, опыт потери родительского дома возвращает обратно депрессию, возникшую в результате рождения сиблингов. Сталкиваясь с этим опытом, сиблинги организуются в прото-группы, которые принимают форму синкретической братской связи. В этой синкретической братской связи не существует парадоксальной репрезентации между схожестью и межпоколенческим различием, маркированным табу на инцест.

Во втором примере мертвое родительство соответствует массивной деинвестиции ребенка, характеризуемой изсчезновением и появлением родителя. Я проверила эту гипотезу на примере сиблингов, помещенных в детский дом. Родители – изгнанные политические беженцы из Таиланда, жертвы геноцида, были лишены родительских прав, делегировали свое замороженное горе детям (Jaitin, 1999)

  1. Интрасубъективный уровень, проработанный в данной статье, рассматривает фантазию об инцесте, как универсальную фантазию. Братская фантазия об инцесте является универсальной, мы несем ее в себе, и она позволяет нам проработать живое-мертвое родительство. Это психический процесс дифференциации между реальной и воображаемой смертью.

Если братский субъект не проходит психический процесс убийства матери (мать, которая также содержит отца внутри своего тела), он не сможет преодолеть репрезентацию о фаллических родителях. Именно в этом смысле мы обнаруживаем прямой, непрямой, первичный или вторичный инцест в нашей клиническом опыте, вписанный в меж- или трансгенерационный уровни.

Братский инцест является гомоэротическим без дифференциации между полами, как чрезмерное инвестировние фаллически сексуального дополнения, при котором сиблинги имеют трудности в построении категории не-мать, открывающей доступ к брату, как третьему. Этот уровень анализа предназначен для понимания разыгрывания инцеста. Не обязательно смерть или материнский провал ведут к разыгрыванию инцеста. Только, если сиблинги не могут выработать свой психический гермафродитизм и мертвое родительство, на них действует фантазия инцеста.

 

Перевод с английского: Ольга Сунчалина, Москва